Огненный цветок
Шрифт:
Каминные часы в гостиной пробили одиннадцать, вернув ее в настоящее.
– Господи, мне надо начать пошевеливаться! Я загляну к отцу, посмотрю, как его дела. Хочешь, я скажу Бенджаме-ну, чтобы он сейчас вымылся?
– Прекрасная мысль, дорогая. Затем я сама поднимусь и оденусь. Только украшу этот торт гирляндами, как полагается. – Голос Сьюзен звучал чуть устало. Мэдди поднялась, и они стояли, глядя друг на друга и думая об одном и том же. Первой заговорила Сьюзен: – Вероятно, тебе следует спросить отца, что он собирается делать с Улыбкой Солнца.
– Бабушка… – Мэдди молчала, прикусив губу. – Ты будешь считать меня эгоисткой
Одобрительно кивнув, Сьюзен обняла внучку за талию и прошла вместе с нею к двери кухни.
– Я прекрасно понимаю, дорогая. Это день твоей свадьбы! А что касается Улыбки Солнца… Вероятно, нам следует сказать: «Будь что будет», – и так и оставить. Гмммм?
За несколько минут до часа перед садом, который разбила и о котором так заботилась Мэдди, начала собираться небольшая группа.
Шток-розы, средние колокольчики, синие васильки, веселые цинии, маргаритки, турецкая гвоздика и незабудки предстали во всей своей красе, и даже анютины глазки по-прежнему поворачивали личики к августовскому солнцу. За садом виднелся склон холма, круто спускающийся вниз к улицам Дидвуда, где обитал всякий сброд, а далее простирались увенчанные скалами стены ущелья.
Проповедник Смит пришел пораньше и совещался с Лисом в его доме, прежде чем проследовать к владениям Эвери. С тех пор как он, методистский священник, весной появился в Дидвуде, он большую часть времени посвящал попыткам спасения душ обитателей «Бесплодных земель», и настоящая свадьба, вроде этой, казалось, несколько пугала его. Лис пригласил Колорадо Чарли Аттера, и проповедник Смит почувствовал себя увереннее, увидев рядом знакомое лицо. К ним присоединился Титус Пим.
– У нас у всех такой вид, что краше только в гроб кладут, – заметил рудокоп, кивнув священнику, который был облачен в его лучшее субботнее одеяние, и нежно поглядывая на Чарли. Титус был во взятом напрокат черном костюме и бумажном воротничке. – Я так разоделся только для этого хорошего парня Лиса – сообщил он.
Чарли Аттер усмехнулся.
– Ваш парень Лис, выйдя на открытый воздух после свадьбы, увидит, что я ему сделал громадное одолжение: мне понадобились все силы убеждения, чтобы отговорить Горе-Джейн, Гарнет Лумис и милашку Викторию идти на свадьбу!
Проповедник Смит широко открыл глаза, но воздержался от комментариев и только крепче прижал Библию к груди. Титус же развязал свой язык:
– Господи, если бы Джейн и все остальные пришли, была бы не свадьба, а представление! Он пожал руку Чарли.
– Лис будет вам очень благодарен, сэр!
– Я рад, что он нашел свою любовь. Не так давно я посетил его во время его… уединения в «Жемчужине». Он был само отчаяние. Такой благородный человек, как Лис, – редкость в таких городах, как этот. Он всегда готов помочь друзьям и любит с ними повеселиться. Как приятно сегодня любоваться его счастьем! Я знаю, Билл тоже смотрит на него с улыбкой с небес.
От этих слов глаза Чарли чуть затуманились, но в этот момент появился юный Бенджамен Франклин Эвери.
– И вы позволили им уговорить себя надеть эту дрянь, мистер Пим? – недоверчиво воскликнул мальчик, оттягивая свой бумажный воротничок, словно задыхался в нем.
Его рыжеватые волосы были разделены пробором, приглажены и на висках уложены модными завитками. Костюмчик, проделавший вместе с семьей путь
– Я ненавижу это! Когда я вырасту, я заделаюсь наездником пони в транспортной конторе или игроком и никогда не буду носить бумажные воротнички!
– Бенджамен, дорогой, попытайся запомнить, что так не говорят! – Сьюзен 0'Хара говорила мягким голосом, идя за внуком. – Твоя мама упала бы в обморок, услышав, что срывается с твоего язычка в последнее время.
Все обменялись приветствиями. Сьюзен тщательно оделась по такому торжественному случаю. Она привезла с собой изящное платье для приемов и теперь гордо красовалась в юбке со шлейфом и баской, сшитой парижской знаменитостью. Платье было из синего, как сапфир, шелка, богато украшено бархатом и бахромой, с высоким воротником из рюша, оттеняющим ее вечную красоту. В аккуратно уложенных волосах блестели сапфирового цвета гребни, а в руках у нее был синий зонтик, подбитый белым шелком, чтобы защитить ее от полуденной жары.
Осыпанная комплиментами мужчин, Сьюзен покраснела от удовольствия:
– Благодарю вас! Преподобный Смит, как вы любезны, что согласились провести это бракосочетание!
– Это доставит мне удовольствие, мэм! – ответил Генри Уэстон Смит. – Нам надо подождать еще кое-кого из гостей?
– Только мать жениха, – ответила Сьюзен, многозначительно взглянув на Титуса Пима. – Она должна быть здесь. Мадлен с отцом готовы выйти из дома, когда миссис Мэттьюз и, разумеется. Лис будут на месте.
– Когда я уходил от Лиса, он завязывал галстук, – сообщил Титус. – Я должен буду помахать ему, когда мы будем готовы.
Он вовремя наклонился, заметив, что Бенджамен готовится встать на траву на колени и схватить детеныша змеи. Когда он выпрямился, то увидел, что все молчаливо и пристально смотрят в сторону сосен, разделяющих дома.
Огибая сторону дома Эвери, появилась Энни Сандей Мэттьюз, величественная в платье из розовой тафты с каймой из кремового бархата. Шею охватывал сверкающий, расшитый жемчугом, стоячий воротник, а каштановые волосы были тщательно причесаны. Однако всеобщее изумление вызвала, разумеется, не она, а ее спутница: рядом с Энни Сандей шла Улыбка Солнца.
– Боже правый! – прошептала бабушка Сьюзен, недоверчиво щурясь сквозь очки. – Простите, преподобный, – поспешила добавить она, продолжая разглядывать вновь пришедших.
– Ну, колите меня в печенки, – пробормотал Титус, – только посмотрите на нее!
– Кто это такая? – поинтересовался Чарли Аттер.
– Моя индейская сестра, – последовал неясный ответ Бенджамена. – Меня трясет от ее вида!
Улыбка Солнца была почти неузнаваема. Так или иначе, она перенесла всю процедуру мытья, в том числе и волос, и теперь была одета наподобие белой женщины, в простенькое платье с корсажем из зеленого шелка и такой же, собранной в сборки, юбкой над нижней юбкой из клетчатой бумажной ткани. Она медленно и неуклюже двигалась в узких комнатных туфельках на маленьких каблучках, а ее чистые волосы блестели на солнце, стянутые жгутом на затылке. Все это великолепие венчала белая фетровая шляпка, поля которой были кокетливо приподняты с одной стороны и украшены зеленым пером и лентой. Только ее затуманенные глаза, такие траурно-серые, и опущенные вниз кончики рта выдавали изображаемый ею фарс.