Огненный крест. Книги 1 и 2
Шрифт:
— Они действительно различаются? У разных мужчин, я имею в виду?
— Э… не по внешнему виду, — я взяла чашку с чаем и сделала глоток, наслаждаясь тонким ароматом. — Хотя они, конечно, различаются, так как несут в себе свойства, которые мужчина передает потомству… — Я решила, что сейчас объяснения насчет генов и хромосом будут излишни, учитывая в какой шок повергло его описание процесса оплодотворения. — Но в микроскоп различий не увидишь.
Он что-то проворчал на это, проглотил тост и выпрямился.
— Зачем ты тогда смотришь?
— Из любопытства, — я указала
— О, да? И что тогда? Какова цель всего этого?
— Ну, это поможет мне ставить диагноз. Если я смогу увидеть в образце стула паразитов, то смогу назначить лучшее лечение.
Джейми выглядел так, словно предпочел бы не слышать такие вещи сразу после завтрака, но кивнул головой.
— Да, это разумно. Тогда я оставляю тебя продолжать.
Он нагнулся и коротко поцеловал меня, потом направился к двери. Однако, не дойдя до нее, он обернулся.
— Гм, насчет этих живчиков в сперме… — сказал он неловко.
— Да?
— Ты можешь не выбрасывать их, а сделать приличные похороны или что-то в этом роде?
Я скрыла улыбку за чайной чашкой.
— Я хорошо позабочусь о них, — пообещала я. — Я всегда о них забочусь, не так ли?
Они были здесь, темные стебли с утолщением спор на вершине, плотные заросли в светлом пятне поля зрения микроскопа. Подтверждение.
— Получила.
Я распрямилась, медленно потирая поясницу и рассматривая мои препараты.
Серия стеклянных пластинок аккуратным веером лежала возле микроскопа, каждая с темным пятном посредине с оцифровкой по краю, сделанной свечным воском. Образцы плесени, выращенной на размоченном хлебе, на испорченной булочке и на корочке от новогоднего пирога с олениной. На корочке была самая лучшая культура, без сомнения, из-за гусиного жира.
Из различных субстратов, которые я использовала в эксперименте, только эти три основания дали плесень со значительным содержанием пеницилла — или того, что, как я верила, было пенициллом. На влажном хлебе растет ужасающее разнообразие плесневых грибков в дополнение к группе из дюжины пенициллов, но образцы, которые я выбрала, наилучшим образом подходили к виду Penicillium sporophytes, как я запомнила их по картинкам из учебника в моей другой жизни.
Я могла только надеяться, что память не подвела меня, и что штаммы плесени были именно той разновидности, которая производит пенициллин, и что я не внесла никаких смертельных бактерий в мясной бульон, и что… в общем, я могла надеяться на многие вещи, но иногда наступает такой момент, когда остается лишь уповать на милосердие судьбы.
Линия заполненных бульоном чашек выстроилась на столешнице, каждая покрытая кусочком марли, чтобы в нее не попали насекомые, пылинки, мышиные катышки, не говоря уже о самих мышах. Я процедила бульон, вскипятила его, ополоснула каждую чашку кипятком, и потом заполнила их коричневой жидкостью. Это были все доступные мне меры стерильной медицины.
Я кончиком ножа соскоблила плесень от каждого из моих лучших образцов плесени и аккуратно
Некоторые из культур погибли, некоторые дали прекрасные результаты. В нескольких чашках были темно-зеленые волосатые комки, которые плавали под поверхностью, как зловещие морские животные. Какая-нибудь посторонняя плесень, бактерии, или зеленые водоросли, но не драгоценные пенициллы.
Неизвестный ребенок пролил одну чашку, Адсо, раздраженный ароматом бульона, уронил на пол вторую и с видимым удовольствием слизал все, включая плесень. Очевидно, в ней не было ничего ядовитого, так как котенок благополучно задремал, свернувшись в круге солнечного света на полу.
В трех оставшихся чашках, однако, поверхность была покрыта бархатным одеялом голубого цвета, и, взяв образцы для проверки, я пришла к выводу, что это как раз то, что я искала.
Я сообщила об этом Джейми, который сидел на табурете, наблюдая, как я выливаю бульон с живой культурой на марлю, чтобы процедить его.
— Значит, то, что получилось у тебя — это бульон, в которую написала плесень, правильно?
— Ну, если ты настаиваешь на этом выражении, то да, — я кинула на него строгий взгляд, потом стала разливать процеженную жидкость по нескольким керамическим бутылочкам.
Он кивнул, радуясь, что правильно понял.
— И эта моча плесени лечит болезни, да? Что ж, это разумно.
— Да?
— Ну, ты ведь используешь разные виды мочи для лечения, почему не эту?
Он поднял большой черный журнал. Я оставила его открытым на столешнице после регистрации последней партии экспериментов, и он забавлялся, читая некоторые записи, оставленные предыдущем владельцем журнала доктором Даниэлем Роулингом.
— Возможно, Даниэль Роулинг использовал мочу, но я нет, — с занятыми руками я указала подбородком на открытую страницу. — Для чего он ее использовал?
— Средство от цинги, — прочитал он, следя пальцем за ровными линиями записей Роулинга. — Две головки чеснока растолочь с шестью редьками, добавить перуанский бальзам и десять капель мирра, смешать полученную смесь с мочой мальчика и пить.
— Боже, звучит как довольно экзотическая приправа, — сказала я, забавляясь. — К чему она лучше всего подойдет? Тушеный заяц? Рагу из телятины?
— Нет, телятина не подходит для редьки, слишком пресная. Рагу из баранины, может быть, — ответил он. — Баранина выдержит все.
Он трогал языком верхнюю губу, раздумывая.
— Почему моча мальчика, как ты думаешь, сассенах? Я встречал упоминание о ней и в других рецептах, например, у Аристотеля и у некоторых других древних философов.
Я взглянула на него, оторвавшись от пластинок, которые я убирала.
— Ну, во-первых, взять мочу у мальчика легче, чем у девочки. И довольно странно, но моча мальчиков очень чистая, почти стерильная. Вероятно, древние философы заметили, что используя ее в своих рецептах, они получают лучшие результаты, чем с обычной питьевой водой, если учесть, что они брали ее из общественных акведуков и колодцев.