Огненный крест. Книги 1 и 2
Шрифт:
Он услышал ее смешок, потом вздох, и шелест ткани, когда рубашка скользнула по ее телу.
Мягкая печаль песни заполняла темноту. Потом она, голая, подошла к нему сзади; ее рука погладила его волосы и сжала их в горсть на затылке. Покачнувшись, она прижалась к нему, и он почувствовал ее груди, расплющенные на его спине, теперь мягкие и теплые, ее дыхание, щекочущее его ухо. Ее холодные пальцы на мгновение оперлись на его плечо и скользнули под рубашку. Он ощутил твердый металл ее кольца на коже груди и почувствовал, как жаркая волна желания, словно большой глоток
Ему страстно хотелось развернуться и схватить ее, но он преодолел себя, усиливая предвкушение. Он нагнул голову близко к струнам и пел, пока все мысли не оставили его, и не осталось ничего, кроме их тел. Он не понял в какой момент ее руки сжали его, и он поднялся, повернувшись к ней, все еще наполненный музыкой и любовью, звучащими чисто, нежно и сильно в ночи.
Она тихо лежала в темноте, чувствуя биение сердца в своих ушах. Кровь пульсировала в сосудах ее шеи, запястий, груди и матки. Постепенно к ней возвращалось ощущение ее тела от кончиков пальцев до головы, возвращалось ощущение пространства. Она провела пальцем между своих ног и почувствовала, как задрожали ее бедра.
Она затихла, прислушиваясь.
Его дыхание было спокойным и регулярным, благодарение Богу, он не проснулся. Она была очень осторожна, двигая только кончиком пальца, но заключительный толчок оргазма был так силен, что ее бедра задергались, живот задрожал в конвульсиях, а пятки заерзали по соломе с громким шелестом.
У него был длинный день, как и у всех. Даже сейчас на горе вокруг них она могла слышать слабые звуки веселья. Возможность попраздновать выпадала так редко, что никто не мог позволить чему-то столь несущественному, как дождь, холод и усталость, помешать празднику.
Сама она чувствовала себя каплей жидкой ртути, мягкой и тяжелой, мерцающей и пульсирующей с каждым ударом сердца. Не хотелось даже думать о том, чтобы двинуться, но ее последние конвульсии стянули одеяло с его плеч, и теперь его голая спина с гладкой кожей темнела на фоне светлой ткани. Сама она лежала, завернутая в приятный кокон теплоты, но она не могла блаженствовать в то время, как он лежал незащищенный от холодного полуночного воздуха. Усики тумана подползли под клапан входа и окружили их, словно холодные липкие призраки. Она могла видеть, как влага поблескивала на высоком изгибе его скулы.
Она вспомнила, что у нее есть тело, и приказала своим мотонейронам заставить мускулы сокращаться. Снова владея своим телом, она перекатилась на бок, оказавшись к нему лицом, и осторожно натянула одеяло ему до ушей. Он пошевелился и что-то пробормотал, она погладила его растрепанные черные волосы, и он слабо улыбнулся, чуть приоткрыв невидящие спящие глаза. Потом веки его закрылись, он длинно вздохнул и снова впал в глубокий сон.
— Я люблю тебя, — прошептала она, полная нежности.
Она легко гладила его спину, с любовью ощущая сквозь одеяло его плоские лопатки, твердую косточку позвонка в основании шеи, длинное гладкое углубление посредине его спины, спускающееся к выпуклостям его ягодиц. Холодный ветерок шевелил волоски на ее руке, и она затолкала ее под одеяло, положив
Ощущение от него было совсем не новым, но все равно его прекрасные теплые округлости и жесткие вьющиеся волосы между ними сильно взволновали ее. Слабое эхо уединенной радости, которую она недавно испытала, поощрило ее повторить это снова, и она скользнула свободной рукой между своих ног. Но усталость остановила ее, вялые пальцы слегка сжали влажную набухшую плоть, и один палец лениво скользнул между складок.
Она надеялась, что сегодня все будет по-другому. Без вечного опасения, что Джемми проснется, при наличии времени, которое они могли посвятить друг другу, на волне эмоций от их обмена клятвами, она думала… но все осталось по-прежнему.
Не то, чтобы она не была возбуждена, совсем наоборот. Каждое движение, каждое прикосновение отпечатывалось в нервах ее кожи, рта и памяти, затапливая ее ароматом, порождая глубокие ощущения. Но, несмотря на волнующие прекрасные любовные ласки, оставалось какое-то странное ощущение отдаленности, барьера, который она не могла преодолеть.
И вот она снова лежала возле него, когда он спал, перебирая в памяти каждый момент страсти, которую они только что разделили, и только теперь в памяти могла, наконец, поддаться ей.
Возможно, она слишком сильно любит его, думала она, слишком много думает о его удовольствии и мало о своем. Удовлетворение, которое она чувствовала, когда он терял себя, задыхаясь и издавая стоны в ее объятиях, было больше, чем физическое удовольствие от оргазма. И все же, где-то глубоко под этими эмоциями таилось странное чувство триумфа, словно она выиграла в необъявленном и не признаваемом ими обоими соревновании.
Она вздохнула и ткнулась лбом в его плечо, наслаждаясь его ароматом — сильным и горьким запахом мускуса, как у болотной мяты.
Мысль о травах напомнила ей о контрацепции, и она осторожно, чтобы не разбудить его, снова потянулась рукой между ног, засунув один палец глубоко внутрь. Нет, все было в порядке, кусочек губки, пропитанный маслом пижмы, был на месте, охраняя вход в ее матку.
Она придвинулась к нему ближе, и он инстинктивно повернулся, чтобы прижать ее к себе. Тепло его тела охватило ее, даря уют и успокоение. Его рука хаотично блуждала по ее телу, словно летала слепая птица, двигаясь по ее бедру, по ее мягкому животу в поисках сокровенного места. Она схватила его руку обеими руками и прижала ее под своим подбородком. Его ладонь сжалась, она поцеловала большой грубый сустав одного пальца, и он глубоко вздохнул, расслабив руку.
Звуки веселья на горе стихли, танцоры и певцы охрипли и утомились. Дождь снова забарабанил по палатке, и серый туман коснулся ее лица своими холодными влажными пальцами. Запах мокрого холста напомнил ей о путешествиях с отцом, когда она была ребенком, с их смешанными эмоциями волнения и безопасности, и она удобнее устроилась в изгибе тела Роджера, испытывая те же чувства уюта и предвкушения.
«Это только начало», — подумала она. У них впереди вся жизнь. И время отдаться полностью еще настанет.