Огненный крест. Книги 1 и 2
Шрифт:
Глава 17
Сторожевой огонь
С их места сквозь брешь в скалах он мог видеть сторожевой огонь возле палатки Хейеса. Большой костер сбора уже прогорел до тлеющих угольков — слабого воспоминания о жаре вздымающегося пламени, но огонь возле палатки горел устойчиво, как звезда в холодной ночи. Время от времени рядом с костром появлялась темная фигура в килте, чтобы подбросить в него дрова. Некоторое время силуэт вырисовывался на фоне яркого света, потом фигура снова исчезала в темноте.
Он краем сознания отмечал мчащиеся облака, которые закрывали луну, тяжелое хлопанье тента над
Он замедлил дыхание, расслабил мускулы рук и груди, спины, ягодиц и ног. Он не пытался уснуть; сон бежал от него, и он не собирался искать его.
И это также не было попыткой ввести в заблуждение Клэр, убедить ее, что он спит. Она так хорошо знала его тело, его мысли, что, конечно, сразу поняла бы обман. Нет, это был просто сигнал, молчаливое послание к ней, что она может не обращать на него внимания. Она может уснуть, зная, что он закрылся в раковине своих раздумий и не предъявлял сейчас к ней никаких требований.
«Мало кто спит сегодня ночью на горе», — думал он. Ветер скрывал шелест голосов и звуки перемещений, но он чутьем охотника улавливал дюжины тихих движений, опознавал еле слышимые звуки и давал имена движущимся теням. Скрип кожаных башмаков по камням, взмахи отряхиваемых одеял. Это должно быть Хобсоны и Фаулзы собираются потихоньку уехать ночью, боясь утра и предательства.
Порыв ветра бросил сверху несколько нот музыки: концертино и скрипка. Рабы Джокасты не собирались жертвовать редкой возможностью повеселиться ни ради сна, ни из-за плохой погоды.
Тонкий плач младенца. Маленький Джемми? Нет, сзади. Значит, малышка Джоан, и голос Марсали, тихо и нежно напевающий по-французски.
… Alouette, gentil Alouette… [73]
Вот и звуки, которые он ожидал — шаги по другую сторону каменной гряды, ограничивающей прибежище его семьи. Быстрые и легкие, направляющиеся под гору. Он ждал, открыв глаза, и через некоторое время услышал слабый оклик часового возле палатки. Никаких фигур не появилось в свете костра, но входной клапан шевельнулся, открылся и снова упал, закрыв вход.
73
Алауэтта, милая Аллауэтта (фр.)
Как он и думал, общее настроение было против мятежников. И сдать преступников не считалось предательством друзей, а скорее необходимостью защитить тех, кто хотел жить по закону. Это могло быть сделано тайно — доносчики дождались темноты — но неохотно.
… j’ante plumerai la t^ete… [74]
Он задался вопросом, почему песни, которые поют детям, зачастую имеют ужасный смысл, и никто не дает себе труд задуматься над их словами. Для него мелодия песни ничего не значила, возможно, поэтому он больше внимания обращал на слова.
74
Я оторву тебе голову (фр.)
Даже Брианна, которая выросла, по-видимому, в более спокойное, мирное время, пела Джемми песни, внушающие страх смерти и имеющие трагический конец.
Он задумался о том, какие страшные песни могла петь Богородица у колыбели своего сына. Если судить по Библии, Святая земля была не более мирной, чем Франция или Шотландия.
Он бы перекрестился, прося прощения за такую мысль, но Клэр лежала на его правой руке.
— Они были не правы? — раздался тихий голос Клэр из-под его подбородка, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
— Кто? — он нагнул голову и поцеловал ее густые кудри. Волосы пахли дымом и острым чистым запахом ягод можжевельника.
— Мужчины в Хиллсборо.
— Да, я думаю так.
— Как бы ты поступил на их месте?
Он вздохнул, приподняв одно плечо в легком пожатии.
— Не знаю. Если бы меня обманули, и не было никакой надежды восстановить справедливость, я бы убил человека, который это сделал. Но то, что было сделано там… Ты слышала об этом. Дома разрушены и преданы огню, мужчины избиты только за то, что занимали какой-то пост… нет, сассенах. Я не могу сказать, что сделал бы я, но не это.
Она немного повернула голову, и он увидел в луче света край ее высокой скулы и движение мускула на щеке возле уха, когда она улыбнулась.
— Я не думаю, чтобы ты сделал это. Не могу представить тебя частью толпы.
Он поцеловал ее ухо, не отвечая. Он слишком легко мог представить себя частью толпы. Именно это пугало его. Он слишком хорошо знал ее силу.
Один горец мог быть хорошим воином, но самый могущественный человек — всего лишь человек. Безумие, объединяло мужчин, оно правило гленами [75] тысячу лет. Этот жар крови, когда слышишь крики своих товарищей, чувствуешь силу, поднимающую тебя, как на крыльях, и познаешь бессмертие — ибо если ты падешь, все равно твой дух будет вопить изо ртов тех, кто бежал вместе с тобой. И только позже, когда кровь остынет в венах, и оглохшие уши услышат плач женщин…
75
Узкие долины между горами (шотл.)
— А если тебя обманет не человек? А корона или суд? Не конкретный человек, а институт власти.
Он понимал, что она имела в виду. Он обнял ее и почувствовал ее теплое дыхание на суставах своих пальцев, находящихся как раз под ее подбородком.
— Нет. Не здесь. Не сейчас.
Мятежники взбунтовались в ответ на произвол людей, отдельных личностей, и их преступления могли быть оплачены кровью, но не войной — еще нет.
— Нет, — сказала она тихо, — но это будет.
— Не сейчас, — снова сказал он.
Лист бумаги с проклятым приказом был благополучно спрятан в седельной сумке. Скоро ему придется иметь с ним дело, но сегодня ночью он притворится, что его там нет. Одна последняя ночь мира с его женой в его объятиях, в окружении его семьи.
Еще тень возле огня. Еще оклик часового, еще один, прошедший через врата предательства.
— А они неправы? — небольшой наклон ее головы в сторону палатки. — Те, кто собираются предать своих знакомых?
— Да, — сказал он спустя мгновение. — Они тоже неправы.