Огненный крест. Книги 1 и 2

Гэблдон Диана

Он намотал поводья на руку, щелкнул языком и врезал каблуками по бокам коня, и они, как выстрел из пушки, помчались вниз по склону, заросшему кустарником.

Гидеон был огромным, упитанным и быстрым жеребцом, вот почему Джейми купил его. Он был также тугоуздым и злым, вот почему стоил недорого. Хотя все равно больше, чем Джейми мог себе легко позволить.

Когда они пересекли небольшой ручей, перескочили через упавшее дерево и поскакали вверх по почти вертикальному склону, заросшему порослью дуба и хурмы, Джейми уже думал, не совершил ли он самоубийство, сделав эту покупку. Это была его последняя осознанная мысль, прежде чем Гидеон,

бросившись вбок, ударил ногу Джейми о ствол дерева и, вскидывая зад, помчался по противоположному склону холма в густой кустарник, распугивая выводки перепелов, с шумом вылетающих из-под его огромных плоских копыт.

Через полчаса бешеной скачки, уклонений от низких ветвей, ручьев со скользким дном, множества пересеченных холмов, которые Джейми не успевал считать, Гидеон стал если не послушным, то, по крайней мере, более управляемым. Джейми промок до бедер, набил синяки, кровь текла из полдюжины царапин, и он дышал так же тяжело, как лошадь. Однако он все еще был в седле и все еще управлял.

Он повернул голову лошади к снижающемуся солнцу и снова щелкнул языком.

— Давай, — сказал он. — Двигай к дому.

Они скакали долго, но учитывая горную местность, покрыли не такое большое расстояние, чтобы совсем потеряться. Он направил Гидеона вверх, и через четверть часа они оказались на хребте, который он узнал.

Они двигались вдоль хребта, ища безопасный спуск вниз через заросли каштанов, тополей и елей. Он знал, что караван был недалеко, но чтобы встретиться с ним, требовалось время, а ему хотелось присоединиться к людям, пока они не достигли Риджа. Не то, чтобы Клэр или МакКензи не знали дороги, нет, просто ему страшно хотелось возвратиться во Фрейзерс-Ридж во главе каравана, приведя своих людей домой.

— Христос, человек, ты вообразил себя Моисеем, — пробормотал он, покачав головой и подсмеиваясь над своими претензиями.

Жеребец был в мыле, и когда деревья немного расступились, Джейми остановился дать ему передышку, ослабив натяжение узды, но не настолько, чтобы позволить горячему скакуну выкинуть какой-нибудь фортель. Они оказались среди рощи белых берез на краю небольшого выступа над сорокафутовым пологим склоном, и он подумал, что, имея высокое мнение о своей особе, конь вряд ли совершит самоубийство, но лучше проявить осторожность на случай, если он вздумает сбросить наездника вниз.

Ветерок задувал с запада. Джейми приподнял подбородок, наслаждаясь его прохладным прикосновением к разгоряченной коже. Земля простиралась за горизонт зелеными и коричневыми холмами, расцвеченными тут и там заплатами других цветов; туман поднимался из долин, как дымы походных костров. Он чувствовал, как умиротворение охватывает его при виде этой картины, дыхание выравнивается, и тело расслабляется.

Гидеон тоже успокоился; вся злость ушла из него, как вода из прохудившегося ведра. Джейми медленно опустил руки на шею коня, и тот остался стоять с направленными вперед ушами. «Ага», — подумал он, и тут на него снизошло озарение: это было то самое место.

Место, которому нет названия, и которое узнаешь только, когда наткнешься на него. Он, вероятно, мог назвать его святым местом, только оно не имело никакого отношения ни к церкви, ни к ее святым. Это было просто место, предназначенное для него, и этого было достаточно. Он позволил поводьям упасть на шею коня, ибо чувствовал, что даже такое злокозненное существо, как Гидеон, не могло замышлять здесь неприятностей.

И

действительно, конь стоял спокойно; в холодном воздухе с его массивной темной холки поднимался пар. Они не могли оставаться здесь долго, но он был рад этой короткой отсрочке — не от борьбы с Гидеоном, а от пресса людей.

Он рано научился искусству жить отдельной жизнью в толпе, хотя бы в уме, если не телом. Но он родился в горах и также рано познал очарование одиночества и исцеляющие свойства уединенных мест.

Внезапно к нему пришло видение его матери: одна из тех ярких картинок, которые копились в его голове, чтобы в какой-то момент неожиданно возникнуть перед ним, Бог знает по каким причинам — от звука, запаха, мимолетной причуды памяти.

Он ставил тогда силки на кроликов на склоне горы и был сильно разгорячен, руки его были исколоты дроком, рубашка прилипла к телу от грязи и пота. Он увидел маленькую рощицу и направился к ней в поисках тени. Там была его мать; она сидела в зеленоватой тени деревьев на земле возле ручья. Она сидела совершенно неподвижно — что было на нее не похоже — и ее длинные руки были сложены на коленях.

Она молча улыбнулась ему, и он, не говоря ни слова, подошел с ней и положил голову на ее плечо. Она обхватила его рукой, и он почувствовал покой и огромное умиротворение, зная, что находится в центре мира. Ему было пять или шесть лет тогда.

Также внезапно, как и появилось, видение исчезло, словно яркая форель, мелькнувшая в темной воде. Но оно оставило все тоже чувство глубокого покоя, словно кто-то на мгновение обнял его, и нежная рука коснулась его волос.

Он спрыгнул с седла, стремясь почувствовать сосновые иглы под сапогами, нуждаясь в физическом прикосновении к этой земле. Предосторожность заставила его привязать поводья к крепкой сосне, хотя Гидеон казался смирным; жеребец опустил голову и принюхивался к пучкам засохшей травы. Джейми постоял мгновение, потом медленно повернулся направо, оказавшись лицом к северу.

Он уже не помнил, кто научил его этому — мать, отец или старый Джон, отец Иэна, но он, поворачиваясь по часовой стрелке, стал произносить слова молитвы и закончил ее, стоя лицом к западу, где садилось солнце. Он сложил ладони чашей, и свет заполнил ее, проливаясь между пальцами.

— Боже, сделай безопасным мой каждый шаг, Боже, открой мне каждый проход, Боже, очисти мне каждый путь, И пусть я буду в руках Твоих.

Повинуясь инстинкту, более древнему, чем молитва, он отстегнул от пояса флягу и вылил несколько капель на землю.

Ветер донес до него обрывки звуков, смех и оклики, шум животных, пробирающихся между зарослей. Караван был недалеко, он медленно выползал на поляну из-за холма напротив. Ему нужно было ехать и присоединиться к людям в их последнем рывке к Риджу.

Тем не менее, он некоторое время колебался, не желая нарушать очарование места. Краем глаза он ухватил какое-то движение и наклонился, заглядывая в углубляющиеся тени под кустами падуба.

Животное сидело, замерев, и совершенно сливалось с темным фоном. Он никогда не смог бы его увидеть, если бы наметанный глаз охотника не уловил движение. Крошечный котенок с серым мехом, распушенным, как головка одуванчика, и огромными немигающими глазами, почти бесцветными во мраке кустарника.