Огненный Лорд и я
Шрифт:
— Иди… — процедил он сквозь стиснутую челюсть. — Если что не так, я буду какое-то время держать в портале руку — хватайся и убегай обратно. Если все нормально… тогда прощай, Надя.
Вдруг вспомнив, он опять сунул что-то мне в пальцы. Не глядя, наощупь, я поняла — листок бумаги, почему-то тут же промокший от моих слез…
— Прочитаешь, когда дверь закроется. Это зачаровано, ты сможешь понять.
Пошатываясь и прижавшись напоследок лбом к его плечу, я шагнула в открытую дверь портала…
Глава 17
Нет,
Как можно быстрее вышла из пустой палаты, куда открылся портал, закрыла за собой дверь и остановилась, обессиленно прислонившись к стене.
Пару секунд сердце трепыхалось, ничего так не желая, как рвануть обратно и проверить — уже закрыл ту дверь? Уже бросил меня? Или все еще ждет?
Но я не стала возвращаться. Почему-то показалось, что это будет куда унизительнее моего вчерашнего «наказания»…
Постепенно слезы стали подсыхать, а окружающая меня действительность — принимать все более и более отчетливые очертания.
Боже, я действительно вернулась в свой мир! Вокруг — аккуратно выбеленные стены… люди, одетые в нормальную, человеческую одежду — женщины в коротких платьях… женщины в джинсах! Доктора, медсестры… яркий дневной свет от потолочных ламп…
Слишком яркий, слишком трескучий и какой-то весь неправильный этот свет… Я поморщилась, чувствуя подступающую головную боль… — неужели успела отвыкнуть до такой степени?
— Девушка… с вами все в порядке? — проходящий мимо молодой врач остановился, настороженно оглядывая меня и уделяя особое внимание подозрительному мешочку у меня в руках. — Вам нужна помощь?
Я помотала головой, чувствуя, что если хоть слово из себя выдавлю — тут же разревусь.
И поняла, что надо уходить отсюда — пока не вызвали охрану. Все же не каждый день в больницах можно встретить женщину в старинном платье в пол, грязную, растрепанную и с опухшими от слез глазами… Разве что в психиатричке.
Низко опустив голову, чтобы не встречаться ни с кем глазами, поспешила в конец коридора, юркнула в первую дверь с табличкой «Выход», сбежала по бетонной лестнице вниз, толкнула тяжелую, на пружине, наружную дверь… и задохнулась от плеснувшего в лицо холодного, осеннего ветра…
Господи, я и забыла, что покидала наш мир осенью — в том, другом, было довольно тепло. Хоть и грязно.
Прижав кошелек груди и чувствуя, что начинаю немного подмерзать, я стояла посреди шумной улицы совершенно потерянная, силясь вспомнить кто я в этом мире, как мне здесь вести себя, куда идти, и главное… зачем?
— Девушка, вы уронили… — проходящая мимо старушка подала мне какой-то клочок бумаги.
Я пялилась на нее пару секунд, ничего не понимая, потом
— Спасибо… — еле слышно поблагодарила я добрую женщину, взяла листок, развернула и прочитала — на том же, Общем языке, на коем и разговаривала в мире Огненных.
«Надежду свою, подобно
блестящему украшению,
из сердца, как из футляра,
я бережно вынимаю;
и с ней гуляю по саду,
и как невесту ласкаю.
И вновь одну оставляю.» (1)
Конец уже дочитывала через слово, почти слепая от слез. Сложила машинально листок вчетверо, сунула в карман фартука и поняла, что ничего так не хочу, как умереть. Прямо сейчас… Выйти, что ль, на проезжую часть?
Чувствуя, что ноги все же сдают, я села прямо на грязный бордюр, молча вытирая слезы.
А вокруг уже собрались люди — немного, человека три… Вероятно, компания студентов, спешащих на занятия… Поснимав наушники, они гурьбой возвышались над безумной молодой девушкой, прижимающей к груди какой-то странный туесок, и тихо переговаривались…
— Из этих что ль… из староверок?
Кто-то фыркнул.
— Каких староверок, дуреха? Ты, Ален, про бабу Агафью, по-моему, видосы пересмотрела…
— А может, террористка? Что там у нее в мешочке?
Я еще крепче прижала золото к груди.
И стихи, поняв, что хочу перечитывать их без конца, раз за разом, потому что они списаны из той книги его рукой — горячей и немилосердной…
Господи, неужели я только что была там, с ним, в его покоях?!
А теперь я здесь — посреди шумной, бурлящей, свободной жизни…
И я не хочу ее! Не хочу эту свободную жизнь!
Я нахмурилась, вдумываясь, анализируя свои чувства. Получается, у меня — стокгольмский синдром?
Может быть. И, безусловно, психолог именно так оценил бы мое подавленное состояние.
Плевать! Я просто хочу перечитать эти стихи еще раз.
Собралась с силами и как можно тверже ответила всем сразу, надеясь, что у меня не появилось акцента за время моего общения на другом языке.
— Я… не террористка. Я актриса… из театра. И меня только что… выгнали с работы.
— Оуу… — сочувственно завздыхали студенты. — Сочувствуем… Кофе хочешь? Или чего покрепче?
Хочу, поняла я. Очень хочу. Пить кофе в теплом, уютном кафе и перечитывать написанные его рукой стихи… до рыданий перечитывать, до щемящей боли в сердце — пусть сочинялись они не мне…
Но увы, не получится. Придется как-то добираться домой, пугать своим видом папу…
— У меня денег нет, — вздохнула я. — Могу дать монету золотую, но ее еще пристроить надо…
— Монету из театра? — высоко подняла брови аккуратная блондинка в короткой курточке — явно мажорка — и фыркнула. — Да не парься ты… Мы тебя угощаем…