Огненный рай
Шрифт:
Эштон помедлил у двери, расправил плечи и сжал пальцы в кулаки, как бы готовясь к схватке, на губах появилась натянутая улыбка. Ему было понятно, что с женой предстоит нелегкий разговор, когда ей станет ясна причина его прихода.
Эштон приготовился войти в дом, но услышал гневный голос Бетани:
— Как только могла такая безумная мысль прийти вам в голову!
Эштон помедлил и прислушался. Послышались мужские шаги.
— Мой план совершенно логичен. — В благовоспитанной речи Дориана Тэннера слышалось раздражение. —
— Я никогда не отправлю своего сына на учебу в Англию, — возмущенно ответила Бетани.
— И поступите очень неблагоразумно, — заявил Тэннер. — Все приличные люди отправляют своих детей на учебу — оба ваших брата учились там.
— Да. И отцу понадобился год, чтобы снова перевоспитать Гарри после его возвращения домой, а Вильяма еще долго по ночам мучили кошмары — результат насильственной системы обучения. Генри сможет получить прекрасное образование прямо здесь, в этой школьной комнате.
Раздался злой смех Дориана.
— Понимаю. Будущий хозяин Систоуна будет цитировать крамольные стихи вместе с бедняками и бывшими рабами.
— Если мои ученики и низкого происхождения, это совсем не значит, что они не могут получить образование. Мальчик, изучающий книгу, трудится одинаково упорно, независимо от того, кто его отец — раб или благородный джентльмен.
— Вы рассуждаете о равных правах для бедняков, как самые радикальные из патриотов.
— В самом деле? Тогда, похоже, у меня с ними есть что-то общее.
Усмехнувшись, Эштон скрестил руки и прислонился к стене дома.
— Я не допущу, чтобы Генри общался с отбросами умирающей нации.
— Но кто сделал эту нацию умирающей?
Дориан шумно выдохнул.
— Мне глубоко небезразлична судьба мальчика. Если бы вы так опрометчиво не вышли замуж за Маркхэма, а приняли тогда мое предложение, Генри мог бы быть моим сыном.
«И был бы, — подумал мрачно Эштон, — если бы меня не арестовали по ошибке в Бристоле».
— Отец мальчика — Эштон. Ему решать, где будет учиться Генри, — твердо заявила Бетани.
— Вы постоянно это подчеркиваете. Мои адвокаты говорят, что в вашем положении вполне возможен развод — муж покинул вас. Все очень просто. И не забудьте о его вине в смерти вашего отца.
Эштон замер, с тревогой ожидая ответа жены.
— Вас совершенно не касается, как я отношусь к мужу.
— Моя дорогая, даже очень, — спокойно возразил Дориан. — Я считаю, что вам следует избавиться от предателя, потому что я испытываю к вам нежные и серьезные чувства.
Бетани испуганно вскрикнула, послышался звук отодвигаемой мебели.
Эштон быстро вошел в дом. Бетани и Тэннер стояли друг против друга, но их, как барьер, разделяла скамья. Офицер обернулся, его лицо стало злым.
— Какого черта ты здесь делаешь, Маркхэм?
— Хочу поговорить с женой. Наедине.
Тэннер,
Эштон огляделся — в классе чисто и уютно, в строгом порядке расставлена детская мебель, на столах — стопки учебников и бумага для черновиков, используемая очень экономно; чернильницы и фаберовские карандаши аккуратно сложены на одном из столов. На большой классной доске можно было прочесть изречение, написанное ровным почерком Бетани: «Сначала скажи, кем ты хочешь стать, а затем делай то, что для этого необходимо. Эпиктет».
— О чем ты хотел поговорить, Эштон?
Ее голос звучал устало, под глазами появились круги, которых раньше не было, платье цвета лаванды казалось великоватым, — Эштон с удивлением понял, что Бетани не только устала, но и безнадежно несчастна, однако, даже уставшая и измученная, оставалась сама собой.
— Принес бумагу, — и, смущаясь, протянул ей памфлеты, текст которых печатался только с одной стороны листа. Улыбка, осветившая ее лицо, глубоко тронула Эштона.
— Спасибо. Она сейчас такая дорогая. — Бетани полистала памфлеты и насмешливо взглянула на него. Он тоже рассмеялся.
— Это все, что я смог найти.
— Завтра раздам их детям.
— Нет, — возразил Эштон. — Флот де Эстена может появиться в любой день. Это уже не секрет. Я договорился отправить тебя, Генри, Кэрри и твою мать в Бристоль. Там вы будете в безопасности, рядом с братом и Фелицией.
— Никуда мы не уедем из дома!
Эштон взял ее за руки, сжатые в кулаки.
— Бетани, Систоун станет мишенью для Континентальной армии: наверное, ты знаешь, что по приказу Тэннера в некоторых помещениях установлены артиллерийские орудия. Я сторонник патриотов, но хочу предупредить, что жестокости можно ожидать и с той, и с другой стороны.
— А кому это не известно? — вспыхнула Бетани. Он стиснул зубы — опять жена бередит старые раны.
— Ты уедешь в Бристоль.
— Никогда!
Эштон изумленно посмотрел на нее.
— Ты обязана это сделать ради безопасности нашего сына. Иначе придется пожалеть об этом.
Она устало направилась к двери.
— Ты вынудил меня согласиться. — Бетани подняла печальные глаза. — Наверное, бесполезно спрашивать, что ты собираешься делать во время осады.
Ему хотелось обнять ее, поцеловать, чтобы исчезли все усталые морщинки с побледневшего лица, но он решил не делать этого.
— Можешь не сомневаться, я действительно буду очень занят, — мрачно ответил Эштон, разглядывая детские рисунки, размещенные на стене: на одном из них был изображен солдат, стоящий на посту у пепелища сгоревшего здания; на другом — дерево с облетевшими листьями, остаток каменного фундамента дома, семья у костра, в котором горела мебель, — как ужасно, когда дети рисуют войну и страдают от нее. Как они переживут осаду? — Питер Хаас сделал запасы продуктов для горожан.