Огненный шар. Повести и рассказы
Шрифт:
А может быть, таинственное «шестое чувство» — это радиоволны, что излучаются антеннами насекомых? Усики жуков и бабочек так и называют по-гречески — «антенна». Вон откуда пошло это название в радиотехнике.
Летают жуки с усиками-антеннами и с радиостанциями микроволн.
«Но ведь усики не из проволоки», — скажете вы.
Это ничего не значит: микроволны могут излучаться антеннами из диэлектрика.
Все это, конечно, предположения, но вполне вероятно, что радиостанции жуков или бабочек работают только в полете. Ведь микроволны распространяются
Помню, на фронте у маленькой радиостанции, что высунула тонкий прут антенны из окопа, вились майские жуки. Они слетались, как на свет. Свет — это ведь тоже микроволны. Может быть, какие-нибудь далекие обертоны маленькой радиостанции взволновали жуков и привели их ко мне.
В перерыве между боями я рисовал их усики, вычисляя миллиметры волн, чертил детали аппарата. И когда я приехал в родной город, аппарат «шестого чувства» стал темой моей новой работы в институте.
Я надеялся создать мощный генератор в диапазоне «белого пятна», где раньше волны получались косвенными путями и обнаруживались только специальными приборами — так ничтожна была их мощность. И это мне удалось.
Я хотел настраивать свой генератор на любую волну, принимаемую усиками насекомых. Поэтому я думал, что ко мне будут прилетать то жуки, то слепни, то саранча. Так и получилось.
Впереди еще очень много работы.
Мы построим специальные радиостанции во всех районах страны. На зов микроволн с полей и садов будут слетаться крылатые вредители. Наши тучные земли, зеленеющие луга и сады забудут о страшных полчищах жуков, бабочек, саранчи, которые не давали растениям свободно жить и цвести.
С антенных башен будут излучаться микроволны. Мощными насосами по трубам можно засасывать в подземные камеры тучи жужжащих врагов, чтобы потом, превратившись в удобрение, они возвратились на поля.
Помню, как во время войны в сырой землянке, над которой трепетала гибкая тростинка антенны, я видел в своих мечтаниях высокую башню антенны и белый домик под ней. В этом домике на стене висит расписание, когда, например, уничтожаются майские жуки, а когда — бабочка капустница. Всюду указаны волны в миллиметрах.
Но это не все. Надо найти еще более короткие волны, которые, может быть, излучаются комарами, мухами и другими мелкими насекомыми.
Тогда, уничтожая комаров, мы навсегда избавимся от малярии. Мухи перестанут разносить болезни. У них будет одна дорога — в трубы подземных приемников.
Дикие пчелы прилетят в наши ульи с полным запасом душистого меда. Им укажут путь волны генераторов.
Милости просим, любезные гости!
Вам мы очень рады!
«СНЕГИРЕВСКИЙ ЭФФЕКТ»
В научной литературе этот термин не встречается.
24 июня
По старой фронтовой привычке вновь начинаю вести свои путевые записи.
Сегодня перед отъездом, взглянув из окна своей московской квартиры на аккуратно подстриженные деревья в сквере, я вспомнил о тонких деревцах с черными, обожженными ветками…
Это было за Мелитополем. Еще впереди гремел орудийный гром. У дороги валялись трупы лошадей, исковерканные танки, перевернутые автомашины.
Мы тогда ехали на запад, догоняя наступающие части Красной Армии. Опущенными ветками, обугленными стволами, вывороченными корнями встречали нас знаменитые когда-то сады Мелитопольщины.
Тонконогие, худосочные деревца жались к дороге. Они были посажены незадолго до войны, но не многие из них уцелели.
Белый столб, криво прибитая доска, на ней надпись:
«За порчу деревьев — трибунал».
У каждого деревца — подпорка: кол или сломанный шест полевой телефонной линии. Деревце заботливо привязано мочалкой.
Я был потрясен трогательной простотой советского солдата, его человечностью и хозяйской заботливостью.
В смертельных боях продвигаясь на запад, в разрывах снарядов, в дожде взметенной земли он думал о нашем завтра и о тех, кто будет отдыхать йод сенью зеленых ветвей у этой дороги.
У французов во время революции был хороший обычай сажать деревья у дорог; их называли «деревья свободы» и часто украшали красными шапками.
Может быть, русский солдат, освобождая свою священную землю, тоже думал о «деревьях свободы», что напомнят нашим детям и внукам о тех днях, когда их отцы и деды воевали за свободу Родины.
Мы любим наши леса, сады, парки, нам дорого каждое деревце, где бы оно ни было — в Заполярье или в долине Ферганы. Мы связываем наше понятие о Родине с сиренью под окном, тенистым садом у дома, лиловым лесом за рекой.
Если б хоть на минуту представить себе нашу землю безлесной, огромным пустынным пространством легла бы она с пересохшими реками и желтой травой. Земля стала бы немой без пенья птиц, журчанья ручьев и шелеста листьев. Такой хотели видеть нашу страну враги. Они сжигали леса, вырубали сады, мяли и крошили молодые побеги. Черные пятна голой, опустошенной земли занимали огромные пространства.
Мы всё можем построить. Я помню, еще не кончилась война, а в города уже везли кирпичи для строек, росли новые дома, цвели цветы, зеленели газоны, но сады и парки, что были сожжены, темнели кладбищем. Издалека привозили молодые деревья, сажали их, но они долго болели и не хотели расти на непривычной для них почве.
Долга жизнь деревьев. Сосна живет четыреста лет. А дерево веллингтония, растущее в Америке, переживет далекие века и увидит, как меняется лицо мира. Живет это дерево четыре с половиной тысячи лет и многие десятки лет считается маленьким.