Огненный шар
Шрифт:
Грищенко заламывал руки, без конца хватался за перебинтованную голову, хныкал, стонал. И тем самым не вызывал у Вострикова ни капли сочувствия. Но арестовать он его не мог. Потому что доказать его причастность к убийству было бы действительно очень сложно.
– Вы знакомы с Мельниковым Валерием Сергеевичем? – спрашивал он.
– Конечно. Его многие в нашем городе знают. Уважаемый человек, занимает солидную должность в фирме у солидного человека. Мы обязаны знать таких людей. К тому же я обращался к нему за помощью. Мне нужно было взять в прокат машину
Ну что тут добавишь!
Потом привели Марину. Она давно пришла в сознание и находилась под арестом, потому что Востриков пока не мог решить, кто же из этих троих убил бедную женщину. То, что кто-то из них, он не сомневался. Почти…
Марина отказывалась говорить вообще. Она ничего не отрицала и ни с чем не соглашалась. Просто молчала, рассматривая его в упор, как музейный экспонат. Так продолжалось полтора часа. И когда Востриков вспылил и наорал на нее, начав грозить всеми возможными статьями Уголовного кодекса, она разлепила губы и сказала:
– Вот поэтому я и молчу.
– Почему поэтому?
– Потому что вы слышите только себя. Мои слова не произведут на вас никакого впечатления. Вы уже все для себя решили.
– Уведите!!! – заорал Востриков, вызывая конвой.
Марину увели.
Привели Сиротина. С этим вообще беда.
– Без адвоката говорить ничего не буду… Доказать вы ничего не сможете… То, что полоумная девка видела меня под окнами своего офиса, ничего не доказывает… Я люблю покупать там хот-доги. Там самые лучшие хот-доги в городе. И еще беляши, и пироги с яблоками.
– А то, что вас видели входящим в подъезд жертвы в ночь убийства, это как? – спрашивал Востриков, собрав волю в кулак, чтобы не наорать на этого детектива доморощенного.
– А никак, – улыбался нагло Сиротин. – Кто мог это видеть? Какая-то безумная старуха, не спящая ночью? Я не в костюме Супергероя был, нет? Уже, слава богу!
И тут возразить Вострикову было сложно. Женщина, утверждающая, что видела, как мужчина с приметами Сиротина входил в подъезд около двух часов ночи, имела слабое зрение. Ей могло много чего привидеться. В суде ее показания разметутся адвокатом Сиротина в пух и прах.
Все! Тупик! Конец! Подозреваемых трое, обвинение предъявить некому!
А начальство лютует. Ему раскрываемость, как всегда, подавай. И с делом Мельникова – полный крах. Вообще ничего! Всех угонщиков городских ребята через осведомителей проверили. Никто не причастен. И заказа на машину Мельникова не было. Кому она понадобилась, кому?!
– Увести, – скомандовал конвойным Востриков, указав на Сиротина. И тому в спину: – Советую хорошо подумать, гражданин Сиротин, что вы мне скажете завтра.
И тут же подумал: если завтра тот ничего не скажет, вечером он его должен будет отпустить. Либо предъявить обвинение.
– Завтра? – Сиротин повернул голову, нагло улыбнулся. – Завтра тут будет мой адвокат, Александр Александрович.
– А чего же его сегодня нет? А я ждал, – вернул ему Востриков наглую улыбку, правда, у него она вышла оскалом.
– А сегодня
Все ушли. Востриков с тоской глянул на пустое место напротив. Климов, гад, должен был час назад вернуться. А его нет. И всех дел-то было: съездить к Мельникову в офис. Тот вдруг позвонил ни с того ни с сего и задыхающимся голосом потребовал к себе кого-нибудь. Сам, мол, не в состоянии даже с места сдвинуться, настолько велико его потрясение. И по телефону говорить отказался.
– Ради бога, быстрее!!! – рокотал в телефонной трубке его срывающийся на истерику голос. – Ради бога!..
Климов и поехал. И пропал! И телефон снова вне зоны. Он ему, наверное, башку оторвет, когда тот явится. Что за манера, ну?! Как в кабинете сидит, то всегда доступен в плане телефонной связи. Как из кабинета выпорхнет, так сразу у него проблемы: то зарядка села, то он не знает, с чего вдруг связь пропадает. Небось в кафе заехал и жрет теперь вместо того, чтобы ему позвонить. А он вот – Востриков – с утра не успел позавтракать. И до сих пор еще даже стакана чая не выпил. А ведь ему Оля бутербродов с собой дала. С сыром и ветчиной.
А кстати? Чего это он?
Саня вылез из-за стола, включил чайник и полез в шкаф за пакетом. Средняя полка у них была отведена под хозблок. Там стоял набор разномастных чашек – семь штук. Щербатые блюдца – четыре штуки. Два тупых ножа, четыре алюминиевых вилки, ложка с дырочками. Зачем она тут, Востриков затруднялся ответить. Половинка деревянной доски для нарезки, вторая откололась и была выброшена. Пачка чая, пачка сахара-рафинада, банка растворимого кофе. Ну и теперь его пакет с бутербродами еще лежал.
Чайник зашумел, содрогнулся пластмассовым корпусом, тумблер щелкнул, и из носика пошел пар. Востриков разложил горкой бутерброды на блюдце. Выбрал самую большую чашку, бросил в нее сразу два пакетика. Залил кипятком, туда же отправил три куска сахара. Перетащил блюдце к себе на стол. Отжал чайные пакетики ложкой, выбросил и чашку поставил на стол. Уселся, легонько болтал ложкой в чашке, размешивая сахар. И прежде чем взяться за самый красивый бутерброд с самым толстым куском ветчины, подумал, что вот сейчас-то Климов обязательно и должен появиться. Как раз тогда, когда в кабинете славно пахнет крепким чаем, свежей ветчиной и ароматным хлебом, который Оля сама печет.
Подумал? Сделано!
Дверь отлетела в сторону, едва удержавшись на петлях, и в кабинет влетел Вася Климов. Алчно покосился на блюдце с бутербродами, шумно сглотнул – значит, ни в каком кафе не отсиживался. Закрыл плотно дверь. Упал на свой стул и глянул на Вострикова с обидой.
– Чего?! – вскинулся тот и нарочно откусил побольше. – Даже не думай, кормить тебя не буду!
– Почему, Сан Саныч?
– Буду учить тебя на телефон отвечать, засранец. Таким вот инквизиторским образом, – и Востриков, не успев прожевать, снова откусил.