Огненный шар
Шрифт:
– А что я должен был слышать?
– Ну… Что Мельников что-то такое говорил обо мне? Или отговаривал Севастьянова? Может, хоть фамилию мою слышал?
– Илюхина?
– Илюхина.
Володя резво поднял крупное тело с дивана, походил по кухне, заставляя деревянные половицы повизгивать. Глянул на нее с интересом и спросил:
– А зачем это тебе? Ну, знать зачем, говорили они о тебе или нет?
– Понимаешь, Володя…
Врать следовало дальше осторожнее, парень не такой уж и дуболом, может разгадать ее замысел. И тогда уж точно скормит собакам.
– Хочешь
– Да-а-а, – выдохнула она, боясь дышать.
– Губа не дура! – криво ухмыльнулся Володя, глянув на нее если не с отвращением, то с брезгливостью – точно. – Что вы, бабы, за народ! Чем тебе Валерий Сергеевич-то не угодил? С виду нормальный мужик.
– А ты с ним спал?! – рявкнула Карина.
– Нет, но…
– Вот и помолчи тогда! – Она взяла в руки сухарь и сунула его в остывший чай. – Мало того что эта жирная сволочь пользует меня как хочет, так еще и жениться на мне собрался!
– Да ладно! – фыркнул охранник. – А у Николая Егоровича он спросил, умник? Он ему, блин, женится!
И тут же, поняв, что проговорился, прикусил язык.
– Значит… Значит, они говорили обо мне, Володя?! Я могу на это надеяться, да?! – Она подскочила к охраннику и, вцепившись в его мощную руку, с силой тряхнула. – Я могу послать Мельникова, да???
– Посылай, – разрешил он через паузу. – Говорил точно о тебе, Карина Илюхина. И Николай Егорович… Он знал о твоих словах, ну про это…
– Что я желаю Мельникову заживо гореть?!
– Ну да. Что-то такое было. Николай Егорович еще смеялся…
– Спасибо тебе, Володя! Спасибо!!! Ты просто… – ее глаза увлажнились. – Ты просто спас мне жизнь!..
Она даже вызвалась убрать со стола. Правда, он отказался, поспешил выставить ее. И сказал, что если хоть одна живая душа узнает об их разговоре, он ее за ноги на ближайшей сосне подвесит.
– Ни за что! – в очередной раз соврала она. – Никому…
И уже на следующее утро мерила шагами коридор перед кабинетом Вострикова, который с чего-то не спешил на службу утром в понедельник. И когда в лестничном пролете показалась его белобрысая макушка, она едва не расплакалась от радости.
– Александр Александрович, я к вам, – окликнула она его, когда Востриков сделал вид, что не заметил ее и прошел мимо.
Он вообще-то пребывал в отвратительном настроении. Его стройная версия с убийством бывшей жены Грищенко рассыпалась карточным домиком, когда секретарша Грищенко категорически отказалась называть компаньона своего работодателя.
– Я работаю у Ивана Ивановича, – сцепив зубы, твердила она без конца. – Он принимал меня на работу. Больше ничего не знаю.
– Да как ты не поймешь! – кипятился Востриков. – Ты сама себе могилу роешь! Этот твой работодатель, знаешь, кого первым делом назвал убийцей?
– Кого?
Марина уставила на Вострикова разного цвета глаза. Линзы растеряла в тюремной камере.
– Тебя! Тебя, дорогая ты моя! Он первым делом сказал, что ты собиралась разобраться с его Катериной!
– Собиралась. Да так и не собралась, – равнодушно
– Кто?! – орал на нее не своим голосом Востриков, ощущая полную беспомощность перед ее спокойствием и отсутствием улик.
– Ищите…
Она ничего не сказала. Так же, как ничего не добавил к уже сказанному и Сиротин. Обоих пришлось отпустить под подписку. Востриков бесновался почти все выходные, испортив их и себе, и семье. С начала понедельника встал пасмурнее того утра, что накрыло непогодой город. Изо всех сил надеялся, что неделя начнется более или менее спокойно, и тут – пожалуйста! – госпожа Илюхина с утра пожаловала. И наверняка ведь с оправдательными речами в адрес мужа. А мужа ее уже закрыли по подозрению, так что пускай не старается. Сидеть он будет, пока идет следствие, все!
– Я знаю, кто и почему угнал машину у Мельникова и убил того несчастного в ней, – заявила Карина сразу, как уселась напротив Вострикова.
– Да ну! – Востриков скрипнул зубами. – И это, конечно же, не ваш муж!
– Конечно! Это Севастьянов!
– Кто???
Он аж ложку выронил, а в ложке был сахар, и сахар рассыпался по полке в шкафу, и это взбесило так, что он не выдержал и потребовал от нее освободить кабинет.
– Немедленно!!! – сопроводил он свое требование тем, что запустил пустую ложку в стенку шкафа.
– Вы не кипятитесь, Александр Александрович. Я могу свои слова подтвердить свидетельскими показаниями.
– То есть кто-то что-то видел?
– Нет, не совсем так… Просто… Севастьянов знал, что я желала Мельникову смерти на костре. То есть желала ему гореть заживо.
– И что?!
– Севастьянов знал об этом и… И устроил акт устрашения для Мельникова. То есть намекнул ему, что так с ним может произойти, если он не прекратит…
Господи! Собственные слова казались ей сущим бредом! Когда она репетировала свою речь дома на веранде, все казалось простым и логичным. Теперь, под тяжелым взглядом этого сыщика, готова была сквозь землю провалиться от стыда и нелепицы, которую несла.
– Не прекратит что, Карина Георгиевна?!
– Не прекратит обворовывать его! – выдала Карина.
– А он его обворовывает? – не поверил Востриков, хотя в душе занялся огонек надежды. Крохотный такой, вяло трепещущий, но занялся-таки.
– Я не могу привести вам фактов. Но точно знаю, что Мельников за спиной Севастьянова ведет нечестную игру.
– Как такое может быть, Карина Георгиевна? Фактов нет! А вы точно знаете!
– Да, знаю! – огрызнулась она.
– И что же вы знаете?
Востриков решил немного сбавить обороты. Может, и правда ей что-то известно? Ну хотя бы что-то! Так же дальше не может продолжаться, ну!
– Я точно знаю, что у Мельникова есть доля в другом бизнесе, – выпалила она.
– Да? И что за бизнес? Каково его долевое участие? И при чем тут Севастьянов?
Теплее, Востриков!!! Уже теплее!!! Это хоть как-то подтверждает, что Сиротин не врал!
– Точно не знаю. Но я краем глаза видела бумаги. Когда он меня… – она запнулась, считая невозможным рассказать ему правду.