Огненный скит.Том 1
Шрифт:
Гармонь жалобно вторила словам песни. Стучали басы, а лады плакались вместе с гармонистом:
«Ты не плачь, мамаша!
Горьких слёз не лей!
Сына хулигана
Больше не жалей.
Куда ветер дунет,
Я туда пойду.
Солнце где пригреет,
Там приют найду».
Рядом с гармонистом сидела красивая женщина лет около сорока с тёмными гладко зачеёсанными волосами, забранными на затылке в узел, с большими серо-голубыми глазами под длинными ресницами. Глаза были подёрнуты томной паволокой, то ли присущей им, то ли от выпитого. Сочно накрашенные губы источали жар сердца.
За столом, уставленным нехитрыми закусками: винегретом, картошкой, солеёными огурцами, селёдкой, бутылками водки и начатым пузатым графином подкрашенного самогона, сидела ещё пара — рыжий плотный мужчина с худенькой молодой женщиной с короткими прямыми волосами, и крепко сбитая женщина во цвете лет с круглым лицом, с родинкой на щеке, накрашенными бровями и губами, с пухлыми руками, на которых поблёскивали дорогие перстни. Платье было с большим вырезом, из-под него пялились крутые груди, которым было тесно под обтягивающей шёлковой тканью. Завитые волосы были уложены кольцо к кольцу, видно было, что она усердствовала не один час, чтобы причеёска приобрела законченную форму.
Сидевшие за столом разом повернули головы, заслышав скрип открываемой двери, и пять пар глаз ошарили вошедших. Гармонь замолкла.
— Привет честной компании, — поздоровался Мухомор, снимая шапку.
— Здравствуйте, — тихо промямлил за ним и Степан.
Он чувствовал себя стеснённым и не знал, куда девать длинные, ставшие вдруг ненужными руки.
— А-а, Захар, — с улыбкой сказала женщина, сидевшая рядом с гармонистом, оглядывая тощего Мухомора. Бросив беглый взгляд на Степана, добавила: — Проходите, раздевайтесь!
Заулыбался и гармонист, показывая крепкие ровные зубы:
— Ну, племяш, кажи своего приятеля.
— Это Степан, — сказал Мухомор, толкая приятеля вперёд. — Вместе с ним тогда с рынка сваливали.
— Помню, помню, — продолжал гармонист. — Ты рассказывал. Садитесь за стол, гулять будем.
Степан подумал, что он и есть здесь главный.
Красивая женщина с томным взглядом, как понял Степан, Марина, сожительница гармониста, посадила его рядом с молодухой в шёлковом платье. Сев на место, Степан почувствовал, как его обдало запахом дорогих духов. Молодуха, шевельнув бюстом, взяла у хозяйки тарелку и стала ни слова не говоря накладывать в неё соседу винегрету, положила кусочек селедки и две картофелины, обжаренные в свином жиру.
— Не церемонься, — проговорила она низким голосом и из-под накрашенных губ ослепительно бело блеснули влажные зубы.
Степан мельком взглянул на неё, но ничего не ответил — под боком столь роскошной женщины он чувствовал себя неловко.
— Марина, подай хлеба молодому человеку. — Соседка с лёгкой издёвкой оглядела Степана. — А то он от страха губ не разожмёт.
— Наливай! — провозгласил гармонист, откладывая гармонь в сторону.
Пришёл задержавшийся у вешалки Мухомор, пристроился рядом со Степаном на
— Тащи! — скомандовал гармонист.
Степан, глядя на всех, опрокинул стакан в рот и стал закусывать. Водка ожгла желудок, приятное тепло разлилось по животу, бросилось в ноги. Взор затуманился. Степану стало хорошо, будто он очутился в раю: тело стало лёгким, почти невесомым, мысли тоже стали лёгкими и весеёлыми. Он стал прислушиваться к разговору и разглядывать сидевших за столом.
Гармониста звали Веней, Марина называла его то Веничком, то Венчиком, в зависимости от состояния её души: когда она обижалась на него, говорила Веничек, а если надо было подластиться, то Венчик мой ненаглядный. Судя по наблюдениям Степана, она его любила, и свою любовь не скрывала, а наоборот, подчёркивала. Но это не было рисовкой или напускной фальшью. Некоторые женщины, чтобы завоевать доверие, делают всё, чтобы понравиться, говорят о своей любви на каждом шагу встречному и поперечному, а когда добиваются своего, начинают грызть своего избранника, да так сильно, что тот зачастую старается скрыться с глаз долой от этой ненасытной любви.
Молодуха, что сидела рядом со Степаном, была во цвете лет, ей было не больше тридцати пяти. Лицо белое, смеющееся. Её пышные телеса нет-нет да прикасались к Степану, и он ощущал некоторое волнение в крови, но вида, что его это тревожит, не подавал, продолжая налегать на закуску, которую ему не переставала подкладывать соседка. Она не проронила ни слова, но иногда Степан перехватывал её взгляд, который его заинтриговывал и от которого у него мутилось в душе.
Супруги, сидевшие напротив, не вызвали у него особенного любопытства, так, обычная пара, притом несхожая между собой, как это часто бывает в повседневной жизни.
По именам здесь никто друг друга не называл, у всех были клички. Венчика звали Утёсом, рыжего мужика Ухватом, его жену, худенькую и совсем неприметную, Косухой, молодуху Мамзелью, лишь Марину, кроме как по имени, никто иначе не называл.
После выпитого Венчик опять взял гармонь.
— Веселиться так веселиться, — весело сказал он, тряхнув головой и растянув меха: — Давай, Ухват!
Ухват вздернул голову и запел:
Как на Киевском вокзале
Двух подкидышей нашли.
Одному лет восемнадцать,
А другому сорок три.
Компания была удалой и после долгих возлияний всех потянуло на непристойности. Венчик, озорно, блеснув глазами, подбоченился и поддержал Ухвата:
Меня били-колотили
В три ножа, в четыре гири.
Как попали по…
Три недели охаю.
Марина с укоризной посмотрела на Венчика, показав глазами на Степана. Венчик перестал играть, не поняв намеёка, а когда до него дошло, махнул рукой, дескать, стоит ли беспокоиться.
Мамзель тоже потянуло на частушку. Крепкой рукой она вцепилась в ляжку Степана да так сильно, что он хотел отбросить её руку, но она сама ослабила зажим и подхватила частушечный мотив, пустив руку к животу Степана, как бы давая понять и словами частушки и своим прикосновением, куда ведёт её желание:
Из-за леса выезжает
Конная милиция.
Подымайте девки юбки,
Будет репетиция.
И так повела глазами в сторону Степана, что у того закружилась голова. И ущипнула его.