Огненный столб
Шрифт:
— Ты не…
Конечно, она не знала. Царевны и царицы не имеют дела с козами — только с лошадьми, ручными газелями, кошками разного размера. Это животные для царей, а козы для простолюдинов и принцев пустыни.
Нофрет собралась с мыслями.
— Это несложно. Нос тебе укажет. Смотри, кто самый большой и вонючий и у кого на шее цепь. В случае чего, выпусти его, и я обещаю, что любой, кто вторгнется в дом, тут же вылетит наружу так быстро, как вынесут ноги — а козел следом за ним.
Царица слегка нахмурилась, потом ее лоб разгладился.
—
Нофрет подавила вздох. Стоило задержаться, чтобы увидеть улыбку своей госпожи.
Они постояли у козьего загона. Козел был сегодня во всей красе: царица зажимала нос, но смотрела на него с восхищением. Он тоже взирал на нее желтыми глазами со зрачками-черточками, древними, хитрыми и умными.
Потом козел сделал замечательную вещь, склонил голову, увенчанную большими изогнутыми рогами, к земле, не отрывая глаз от лица царицы. И она, маленькая дурочка, перелезла через загородку, подошла и погладила его, забыв даже про запах — а он прижимался к ней, нежно, как козленок.
Анхесенпаатон неохотно вышла, по пути лаская коз и козлят. Когда же они, наконец, выбрались из загона, Нофрет перевела дух. Козлиная вонь чуть не задушила ее. А он, удивительное создание, смотрел на ее госпожу, как на любимую козу из своего гарема.
Может быть, египтяне в чем-то правы, убежденные в божественности своих царей. Чем же еще объяснить поведение козла?
Царица даже не поняла, что смогла сделать. Она умылась над тазом, который ей показала Нофрет, позволила налить себе чашку воды и наполнить блюдо хлебом, сыром и фруктами, уложить ее на ковры, где вечерами сидели мужчины. Нофрет оставила свою госпожу там, молясь любому богу, готовому услышать ее, чтобы царица никуда не ушла и с ней ничего не случилось.
Теперь изнеженная госпожа не задерживала ее, и Нофрет очень быстро шла по горной тропе к гробнице царя. Она едва замечала, какой крутой, узкой, долгой и каменистой была ее дорога. Палящее солнце мало волновало девушку. Может быть, она была одержима богом или демоном торопливости. Неважно, что госпожа в доме Агарона находится в большей безопасности, чем когда-либо в жизни — там безопасней, чем во дворце, где слуги могут отравить царицу, стражники — достать мечи и пронзить ее сердце, а придворные — отдать на растерзание толпе. Нофрет всем телом чувствовала, что времени ужасающе мало.
Работа над царской гробницей продолжалась и даже показалась Нофрет более напряженной, чем прежде: так бывает, когда дело идет к концу. Там теперь трудилось больше народу, чем раньше — в глубине люди вырезали, расписывали, шлифовали.
Агарон находился в месте царского захоронения, куда нужно было спускаться по длинному коридору и двум пролетам узкой лестницы, где рабочие углубляли помещение. Иоханан наблюдал, как
В жаркой духоте гробницы, пропахшей потом и ламповым маслом, Нофрет пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Люди, погруженные в свое дело, не замечали ее. Но Иоханан закончил работу, позвал кого-то проверять следующий участок и направился в ее сторону среди множества занятых делом людей.
Пока он шел к ней, высокий и крепко сложенный, в запыленной полосатой одежде, Нофрет увидела в нем что-то такое, от чего захотелось плакать. Она прикусила язык, чтобы сдержать слезы, с трудом сглотнула и, когда юноша подошел к ней, сказала с видимым спокойствием:
— Мне нужна твоя бабушка. Она здесь?
— Нет, конечно. Она собиралась весь день ткать свадебную вуаль для Леви, дочери священника. Кто тебя сюда послал?
— Дина, — ответила Нофрет, слишком усталая, чтобы сердиться. — Я не знала, что она так сильно меня не любит.
Иоханан вывел девушку наружу — на солнце было еще жарче, чем в гробнице, но воздух был чистый. Он усадил ее под навесом для рабочих, дал напиться и присел рядом. Взглянув на него, Нофрет не смогла удержаться от смеха: Иоханан был такой чумазый, весь в пыли, заляпанный штукатуркой… Стекающий пот проложил по ней русла, просвечивающие коричневой теплотой кожи среди серой пыли.
Он с восхитительным терпением ждал, когда она успокоится.
— У меня жуткий вид, правда? Но и у тебя не лучше. Как будто за тобой гнались собаки Сета. — Иоханан сказал это небрежно, но внезапно посерьезнел, словно потрясенный собственными словами. — В чем дело? Что случилось? Царь умер?
— Это было бы лучше для всех нас. Но он даже не болен. Амон и его жрецы превращают свои надежды в предсказания. Они убьют его, если смогут, царь он или не царь.
Вторая тень, еще выше и шире, появилась возле Иоханана. Низкий голос Агарона подействовал на Нофрет успокаивающе, как будто он погладил ее по голове.
— Если царь еще жив, то скоро умрет. Мы получили приказ закончить гробницу до следующего новолуния.
Нофрет не могла сразу сосчитать дни и фазы луны. Но Иоханан соображал быстрее, а, может быть, не был так утомлен.
— Девять дней. Прибавь или отними один. — Нахмурившись, он оглянулся на отца. — Странно. Чтобы забальзамировать тело, нужно семьдесят дней. Почему же…
— Они хотят, чтобы все было готово к его прибытию, — ответил Агарон. — Не получится. Царская усыпальница готова только вчерне, а с остальным придется подождать.
— Какая спешка, — удивилась Нофрет. — В Фивах понадобились бы годы, чтобы сделать все как надо.
— Фивы — древний город, — сказал Агарон. — Ахетатон, я думаю, не успеет состариться. Он построен на бесплодной земле и умрет прежде, чем она принесет плоды.
Агарон говорил спокойно, без видимого сожаления. Нофрет подумала, что в нем всегда живет обитатель пустыни, который вырос, кочуя от одного оазиса до другого, но нет места, которое он назвал бы домом.