Огневой вал наступления
Шрифт:
376 артполк 376 пд. Резервный. Сформирован весной 1942 года во Франции. На Восточном фронте с апреля. В боях с июля. На Дону, в районе станицы Клетская, понес большие потери при налетах нашей штурмовой авиации»{22}. [65]
Такие же характеристики, даже более подробные, имели и другие артполки 11-го армейского корпуса, да и все прочие артиллерийские части северного фланга вражеской группировки.
В целом оборона фашистов от берега Волги до берега Дона выглядела внушительно, 11-й армейский и 14-й танковый корпуса (пожалуй, наиболее боеспособные в 6-й немецкой армии) стояли прочно. Пока Михаил Ростовцев уточнял старые и добывал новые данные о вражеской артиллерии, я попытался проанализировать боевые возможности врага в случае, если он, пусть и окруженный, укроется за этими укреплениями. Факт первый состоял в том, что нашей артиллерии достать артиллерию противника не составит труда — она почти
Факт второй относился к нашим войскам. Части 66-й и 24-й армий, находившиеся пока что на второстепенном направлении, имеют очень мало тяжелых орудий. Самостоятельно подавить огневую систему противника этой артиллерии трудно. Практически невозможно. Надо подготовить переброску сюда трех-четырех тяжелых артиллерийских полков на случай, если не удастся с ходу разгромить 11-й армейский и 14-й танковый корпуса ударом во фланг и тыл.
Вывод, который мы сделали с полковником Ростовцевым, сводился к тому, что следует по возможности избегать прямой (с севера) атаки на эти укрепленные позиции.
Наши соображения мы суммировали в докладе на имя генерала Н. Н. Воронова. Он сказал, что наша работа в 24-й и 66-й армиях подтвердила его мнение. Оборону противника в междуречье Волги и Дона лучше обойти.
Иной характер носила оборона вражеской сталинградской группировки на фронте 3-й румынской и 8-й итальянской армий. Первая из них, примыкая флангом к 11-му немецкому корпусу, оборонялась по южному берегу Дона. Ее дивизии подковами охватывали перед собой большие плацдармы, ранее захваченные нашими войсками. Далее на запад, тоже вдоль Дона, находились позиции 8-й итальянской армии. Обе эти армии значительно уступали войскам 6-й немецкой армии в боеспособности. Если итальянцы под руководством немецких инструкторов что-то еще делали для укрепления обороны — строили вторую ее линию, тянули одноколейную железную дорогу к Богучару, [66] оборудовали переправы на притоке Дона реке Богучарка, то в полосе 3-й румынской армии объем работ был меньше. Частные операции, разведпоиски и различные средства информации позволили нам установить, что оборона здесь менее жесткая, чем на участках немецко-фашистских и итало-фашистских войск. Даже на переднем крае перекрытия блиндажей делались всего в один-два наката бревен. Окопы мелкие. Ходов сообщения мало, они тоже мелкие. Система огня организована плохо. Артиллерийский огонь дает слабый эффект. Например, боязнь наших ночных атак часто приводила к вспышкам длительного, беспорядочного, неприцельного артиллерийско-минометного огня. В поисках наших реактивных минометов — «катюш», залпы которых по ночам вызывали панику в румынской королевской пехоте, их артиллерия, тоже ночью, выпускала тысячи снарядов по перекресткам дорог и деревням в нашем тылу. Эта стрельба, как говорится, «на авось» никаких потерь не причиняла. Просто наши специалисты по инструментальной артиллерийской разведке, засекая вражеские батареи по вспышкам и звуку, имели возможность лишний раз убедиться, правильно ли определены будущие цели — та или иная батарея или дивизион.
Итальянцы также любили расходовать снаряды. Они часто и без пристрелки обрушивали массированный огонь. Издали он, конечно, выглядит внушительно — стена огня и дыма. А в действительности такой огонь, как и всякий неприцельный, рассчитан на слабые нервы. Потерь он не приносит. Или они минимальные.
А расплачиваться любителям пострелять «в белый свет, как в копеечку» пришлось, и очень скоро. Система их артиллерийских средств — полков, дивизионов, батарей — была в ходе этих беспорядочных обстрелов выявлена. Каждую огневую позицию наши разведчики с помощью электрических приборов точно «прослушали», определили координаты, нанесли на топографические карты, высчитали данные для стрельбы — прицел, угломер и так далее. И когда мы, совершив ночной марш от железной дороги, выводили на позиции очередной артполк РВГК, то его командование тут же получало от разведчиков готовые данные. Огонь можно было открывать тотчас.
О том, что засечка с помощью приборов инструментальной разведки много точней глазомерной, то есть через бинокль или стереотрубу, говорить не приходится. Однако помимо точности приборы АИР помогают установить достоверность целей, до которых не достанет и самый сильный [67] оптический прибор, ибо они и далеко от наблюдателя, и за естественными укрытиями (горы, лес и прочее).
Вот, к примеру, сравнительные данные. В полосе 21-й армии на 28 октября визуальной (глазомерной) разведкой были установлены 70 артиллерийских батарей. Прибывший в армию дивизион АИР, исследовав указанные
Как показали события ближайших дней, оборонительные сооружения и огневые средства противника на участках, намеченных для прорыва, были более полно выявлены разведчиками 5-й танковой и 21-й армий. Поэтому здесь и артподготовка дала лучший результат, расчистив путь наступающей пехоте и танкам.
Еще 15 октября командующие войсками Юго-Западного и Донского фронтов генералы Н. Ф. Ватутин и К. К. Рокоссовский получили указания Ставки об артиллерийских плотностях на участках прорыва: они должны быть не менее 60–65 стволов на один километр фронта, не считая гвардейских реактивных минометов. 75 артиллерийских и минометных полков РВГК, прибывших на фронт в конце октября — первой половине ноября, позволили даже превысить указанную цифру. Например, в 65-й армии Донского фронта число стволов на километр фронта прорыва превысило 70, а в 5-й танковой армии Юго-Западного фронта достигло 68. Но это опять-таки в среднем. На решающих направлениях плотности артиллерии были еще выше. Полоса предстоящего ввода в прорыв 4-го танкового корпуса обеспечивалась более чем 110 орудиями и минометами на километр фронта {24}.
Таких высоких плотностей в предыдущих наступательных операциях сорок первого — сорок второго годов у нас не было. Но думать, что только массирование артиллерии определило быстрый и решительный успех прорыва северо-западней Сталинграда, было бы неверным. День 19 ноября 1942 года тогда же назвали Днем артиллерии еще и [68] потому, что наша артиллерия впервые в столь широком масштабе применила артиллерийское наступление. Этот термин, как уже известно читателю, был назван в директиве Ставки ВГК от 10 января 1942 года.
До контрнаступления под Сталинградом выполнить это требование директивы Ставки не удавалось по ряду объективных причин. Сказывались еще наши потери в артиллерийской технике, в вооружении, в командирских кадрах, а также недостаток опыта. День 19 ноября показал, что эти отрицательные факты и явления наша артиллерия уже преодолевает, что происходит качественный скачок в ее развитии. Конечно, если говорить объективно, подобные перестройки не происходят да и не могут произойти в какие-то дни или даже недели. Но мы, в них участвующие, в те дни уже видели, чувствовали, осязали быстро надвигающиеся перемены под Сталинградом. Артиллерия росла не только количественно, но и качественно. И по всем линиям: в огневой подготовке, в тактике, в организации, в разведке и так далее. Вот прибыли на Донской фронт из резерва Ставки две артиллерийские дивизии — 1-я и 4-я. В каждой восемь артполков. И хотя в этих новых артиллерийских соединениях не было ни соответствующих крупных штабов, ни даже средств связи для оперативного и гибкого управления, мы понимали: будущее за такими крупными соединениями. Действительно, уже в следующем году артиллерийские дивизии, получив штабы с опытными специалистами, стали мощным средством прорыва обороны, которому наш противник ничего не смог противопоставить до самого конца войны.
Но вернусь к ноябрю сорок второго.
Незадолго до начала наступательной операции Николай Николаевич Воронов был вызван в Москву. Перед отлетом он дал мне, как старшему группы, несколько заданий. Особо подчеркнул необходимость собрать объективные сведения о результатах артподготовки и действиях артиллерии при сопровождении танков и пехоты в глубине обороны противника. Для этой работы он определил нам полосу на смежных флангах Донского и Юго-Западного фронтов (65, 21 и 5-я танковая армии).
Отделы по изучению опыта войны еще не везде были созданы, поэтому соответствующие задачи возлагались на разные органы Штаба артиллерии РККА, но по большей части на нас, операторов.
В ночь на 19 ноября мы втроем, полковники Ермаков, Ободовский и я, выехали на вспомогательный пункт управления [69] командующего войсками Донского фронта генерал-полковника К. К. Рокоссовского, оборудованный на участке 65-й армии. Все было подготовлено, оставалось ждать рассвета и назначенного часа Ч — семи тридцати утра. Он наступал медленно, его свет едва пробивался сквозь плотный туман. В блиндаже стояла тишина, связисты приникли к рациям и телефонам. Константин Константинович Рокоссовский, член Военного совета Константин Федорович Телегин и начальник артиллерии фронта Василий Иванович Казаков молча сидели друг против друга. Константин Константинович вдруг спросил: