Огневой вал наступления

Казаков Константин Петрович

Полковник Ермаков, находившийся в передовом отряде 51-й гвардейской стрелковой дивизии, стал свидетелем дерзких и очень успешных действий артиллеристов 1184-го [74] истребительно-противотанкового полка майора Эристова. Батарея капитана Бондаря на своих тягачах далеко обогнала стрелков передового отряда и первой выскочила на крутой берег Дона. Увидели крыши хутора внизу, а еще подалее разбитый бомбами наплавной мост. На нем копошились немецкие саперы, а на берегу, ожидая переправы, скопились сотни автомашин, конных подвод, танки, артиллерийские орудия, штабные автобусы. На той стороне реки был хорошо виден полевой аэродром. Капитан Бондарь с ходу развернул орудия, одно из них открыло огонь по самолетам на аэродроме, три остальных — по скоплению войск у переправы. Там началась

невообразимая паника. Люди, подводы, даже несколько автомашин устремились с берега на тонкий речной лед и сразу же провалились в воду. Три танка развернулись в сторону батареи, но взойти на крутой берег не смогли и были расстреляны противотанкистами. Подоспели красноармейцы 51-й гвардейской дивизии и другие противотанковые батареи и завершили уничтожение и пленение остатков войск противника. Только на аэродроме захватили более тридцати исправных самолетов.

Собравшись вместе в штабе Донского фронта, наша тройка обсудила факты, которым мы были свидетелями, и сведения, полученные от работников этого штаба. Составили соответствующий доклад на имя генерал-полковника Н. Н. Воронова. И хотя, как говорилось выше, действия артиллерии различных калибров и различного назначения в ходе прорыва и окружения сталинградской группировки немецко-фашистских войск были успешными, выявилось и немало недостатков. Не все артиллерийские начальники, например, сумели проявить гибкость в подвижных формах боя, что, естественно, вело к потере времени и других оперативных преимуществ.

Остается добавить, что наносивший контрудар 14-й немецкий танковый корпус отошел за Дон в таком же жалком состоянии, как и 48-й танковый. По подсчетам самих гитлеровцев, в Сталинградском котле в трех танковых и трех моторизованных дивизиях в декабре 1942 года насчитывалось всего 40–50 танков{27}. Но даже если бы нам не стали известны эти цифры — жалкие остатки бывших танковых корпусов, все равно каждый, кто был свидетелем окончательного разгрома 6-й полевой и основных сил 4-й танковой немецких армий, может подтвердить: на внутреннем [75] фронте окружения за два последующих месяца, декабрь и январь, вплоть до капитуляции, противник если и вводил в бой танки, то небольшими группами. Значит, в шести его танковых и моторизованных дивизиях оставалось очень мало боевых машин.

Операция на окружение фашистской сталинградской группировки еще продолжалась, когда в наши тылы потянулись длинные колонны пленных — десятки тысяч солдат и офицеров 5-го румынского армейского корпуса, капитулировавшего 22–23 ноября в районе станицы Распопинская. Николай Николаевич Воронов поручил нам с полковником Ростовцевым допросить румынских артиллеристов — генералов и старших офицеров. В памяти остался один из них — на нем был френч с карманами-клапанами, галифе, краги со шнурками вместо сапог. Словом, одет по моде первой мировой войны. А в руках вертит палочку — стек. Оказалось, он крупный помещик, землевладелец, вхож в бухарестский высший свет, знаком с близким окружением королевской семьи.

Нас интересовала румынская артиллерия. Почему у них старая материальная часть? Боеприпасы маркированы 1914–1916 годами, а снаряды, пролежавшие на складах четверть века, ненадежны. Мы еще раньше подсчитали, что около трети снарядов румынской тяжелой артиллерии не разрывались. Да, снаряд тоже имеет возраст. Пленник внимательно слушал, кивал, потом стал криво улыбаться, побледнел и наконец взорвался. Вскочил со стула и зачастил словами так, что переводчик едва поспевал за ним. Этот офицер стал чистить своего верховного руководителя Антонеску последними словами: не политик-де он, не военный, не вождь — никто! Пошлый торгаш — вот кто Антонеску! С немцев за нас деньги содрал, а нового оружия не дал. Куда девал деньги? К себе в карман. Вор он, нас продал — и Румынию продаст.

Так, волнуясь и негодуя, поносил недавнего своего вождя этот румынский офицер. Но негодовал он не потому, что осознал агрессивный и несправедливый характер гитлеровских войн. Нет! Его возмущало, что грабитель и вор номер один не снарядил его как должно в грабительский поход, и вот результат — разгром и плен.

Потолковав с ним, я понял и еще

одну вещь: как артиллерист он был подготовлен слабо; вообще, судя по рассказам пленных, подготовка артиллеристов в румынской армии была поставлена плохо. Об артиллерийской инструментальной разведке, о некоторых сложных, но весьма эффективных [76] видах стрельбы, о новых тактических приемах большинство пленных офицеров знали понаслышке — где-то от кого-то. С такими познаниями и опытом бороться о нашей артиллерией им не под силу. Теперь нам стало ясно, почему в полосе 3-й румынской армии наша артиллерийская подготовка и последовавшие за ней другие стадии артиллерийского наступления принесли столь ощутимый результат и парализовали вражескую артиллерию практически до конца, то есть до капитуляции 22–23 ноября 1942 года.

Победный январь

Кольцо окружения сжалось. К началу декабря территория, занимаемая сталинградской группировкой противника, представляла собой неровный эллипс. В ширину, с севера на юг, он достигал 40 км, а в длину — от Сталинграда до крайней западной точки, Мариновки, близ которой ныне впадает в Дон судоходный Волго-Донской канал, — расстояние не превышало 55 км. Периметр этого эллипсовидного кольца, или, выражаясь военным языком, внутренний фронт окружения протянулся на 174 км.

Пока на южном фасе внешнего фронта окружения наши войска отражали контрудары танковой группировки генерала Гота, а на северо-западном фасе войска Юго-Западного фронта нанесли новый сокрушительный удар противнику, разгромив 8-ю итальянскую армию, у нас на внутреннем фронте окружения продолжались бои. Поскольку мне довелось быть их свидетелем и участником, попытаюсь на конкретных эпизодах показать цель и смысл этих ограниченных в пространстве и времени, но иногда весьма кровопролитных боевых действий. Их называют боями местного значения, частными операциями, боями за улучшение позиций. Последнее название, пожалуй, более других характеризует суть боевых задач, поставленных в тот период Ставкой перед советскими войсками на внутреннем фронте окружения.

Наш противник занимал очень выгодные для длительной и жесткой обороны позиции. Готовясь к разгрому и ликвидации окруженной армии генерала Паулюса, надо было предварительно и как можно сильней нарушить систему этой обороны и овладеть господствующими высотами. В северном секторе образовавшегося котла немецко-фашистские соединения занимали позиции по упоминавшейся уже насыпи железной дороги. Обстраивая с сентября этот естественный [77] рубеж различными укреплениями, в том числе бетонными и бронированными (стальные колпаки) огневыми точками, они сделали сектор, как признавалось в одном нашем оперативном документе, «почти недоступным для прямой атаки». От кольцевой железной дороги на запад с последующим поворотом на юг тянулась долина реки Россошка. По ее берегу, на высотах, располагались укрепленные районы, возведенные сталинградцами еще весной — летом. Немецким саперам не надо было даже перестраивать оборонительные сооружения, поскольку их амбразуры смотрели прямо на запад и северо-запад, на советские наступающие части. Это был западный сектор вражеской обороны. Южный также проходил по высотам на берегу реки Карповка, а восточный — по самому Сталинграду, по развалинам улиц с их созданными в боях укреплениями — сотнями больших и малых опорных пунктов, где широкая наступательная операция невозможна — она непременно потеряет силу и увязнет в уличных боях, во множестве мелких схваток, как совсем недавно увязла здесь же 6-я немецкая армия со всей массой приданных ей танков и мотопехоты.

В целом оборонительные рубежи противника на грядах высот обеспечивали ему дальний обзор местности в нашу сторону, а следовательно, огневой артиллерийский контроль перекрестков дорог, населенных пунктов, переправ через Дон у Вертячего и Песковатки. Вместе с тем гряды высот закрывали нашим артиллерийским наблюдателям обзор расположения противника. Снабжение его войск осуществлялось по воздуху транспортной авиацией, аэродромы в Питомнике и Гумраке находились в глубине котла, наша артиллерия до них не доставала. Даже самые дальнобойные системы были рассчитаны лишь на 18–20 километров.