Огневой вал наступления
Шрифт:
— В Тунси и без меня сбежалось много генералов и полковников. А здесь я один.
Он объяснил, что решил помочь пехоте встретить японцев, поставил легкие пушки на прямую наводку, а гаубицы на закрытую позицию. Но все это наспех, и, если я помогу ему подготовить полк к обороне, он будет мне благодарен.
Мы занялись работой. Подыскивали наилучшие огневые позиции для каждой батареи, определяли вероятные направления вражеских атак, ориентиры, прицелы, угломеры и так далее. К вечеру с нами установил связь передовой штаб, а затем и начальник артиллерии Ло Шакай. Совсем поздно вестовой привез мне письмо от А. Н. Боголюбова. Александр Николаевич поздравлял меня с днем рождения. А я-то в этой сумятице позабыл, что мне сегодня уже 37
На следующий день меня вызвали в штаб и предложили заняться созданием артиллерийской группировки на том же направлении. Генерал Гу Чжутун приказал готовить новое наступление к Янцзы.
Операция, которая не состоялась
Предвижу закономерный вопрос: зачем вспоминать операцию, которая не ушла далее штабных планирующих документов? [249]
Дело не столько в самой Сяошаньской операции, сколько в людях, которые ее замыслили, но не довели до конца. Дело в мотивах, которыми они руководствовались. Это представляет, на мой взгляд, интерес не только умозрительный.
Выше уже не раз упоминались и отдельные генералы и офицеры вооруженных сил гоминьдана, и вся командно-штабная система так называемой национально-революционной армии. Эта система, возникнув в ходе буржуазно-демократической революции, очень скоро, как и сама партия гоминьдан, превратилась в систему контрреволюционную. От революционных достижений остались одни названия, а по существу армия повернула на старые рельсы, к обычаям и традициям свергнутой монархии. Избиение солдат палками — один из внешних показателей этого поворота назад. А вот дряблость мысли, застойность и медлительность в выполнении даже оперативно робких планов, полное пренебрежение тысячами солдатских жизней в сочетании с личной сверхосторожностью — эти традиционные пороки императорской китайской армии выступали наружу лишь в моменты, когда генералитету все-таки приходилось действовать — большей частью под давлением противника.
Скрывать все и от всех, много говорить и мало делать, чтобы случайно не выявить собственную слабость и профессиональную несостоятельность — это были основные принципы фронтового гоминьдановского генералитета. Они явственно проявились в «спущенной на тормозах» Сяошаньской наступательной операции.
По замыслу ставки Чан Кайши Сяошаньская операция 3-го военного района должна была в принципе повторить неудавшуюся Датун-Чэньянскую операцию. На том же направлении и почти теми же силами. Однако преподносилась она как нечто совершенно новое. Неудача 86-й армии дружно замалчивалась не только китайскими газетами, но и военными документами для узкого круга лиц. Генералиссимус Чан Кайши в директиве о Сяошаньской операции, ни словом не упомянув про поражение, требовал «развить успех Датун-Чэньянской операции и выйти на южный берег Янцзы».
Этот же принцип — делать вид, что в конце декабря ничего особенного не случилось, что успехи войск предстоит развить в ходе новой операции, — пропитывал все официальные и неофициальные разговоры в штабах 3-го военного района, после того как растрепанные дивизии 86-й армии откатились обратно, встали в оборону и привели себя в относительный порядок. Во всяком случае, ни одного совещания [250] с попыткой разобраться в причинах неудачи не было созвано. Только А. Н. Боголюбов собрал нас, группу военных советников из 3-го и ближайших 4-го и 9-го военных районов, и мы серьезно поговорили об итогах операции. У меня сохранились тезисы моего доклада, они обобщили наблюдения, о которых в связи с тем или иным эпизодом я уже рассказывал. Поэтому напомню лишь о самом, с моей тогдашней (да и теперешней) точки зрения, важном — о морально-психологическом факторе, давившем на китайские войска и отражавшемся на всех их действиях.
«Даже при подготовке к наступлению высшее командование и штабы больше говорили об обороне. Поэтому
Командующий 86-й армией и командир 10-й пехотной дивизии не верили в успех наступления. В разговорах со мной об артиллерийских группировках, о взаимодействии артиллерии с пехотой и тому подобное они избегали самого слова «наступление»...
Командиры всех степеней не решались вводить в бой резервы. В боях 16–17 декабря командиры 10-й и 16-й дивизии не ввели в бой свои вторые эшелоны, не развили первоначальный успех. В боях 18–19 декабря удар 67-й пехотной дивизии мог вывести китайцев на берег Янцзы, но командующий 86-й армией не решился бросить ее в бой из своего резерва. В боях 20–23 декабря командующий 23-й армейской группой и командующий войсками района могли еще добиться успеха, если ввели бы в прорыв имевшиеся в их распоряжении пять пехотных дивизий. Но тоже этого не сделали. Объяснение одно — страх перед противником, а у страха, как известно, глаза велики»{79}.
На совещании выступили и другие военные советники. В заключение полковник Боголюбов прокомментировал директиву о Сяошаньской операции и уточнил наши непосредственные задачи.
1 января мы вместе встретили новый, 1940 год, а затем проводили А. Н. Боголюбова, он уехал в ставку, в Чунцин.
Началась обычная кропотливая черновая работа. Ко мне в Шанжао, в штаб 3-го военного района, прибыло подкрепление с Родины — два радиста и шифровальщик. Новые товарищи, трое молодых ребят-умельцев, сильно облегчили работу. Теперь радиостанция напрямую связала нас со штабом главного военного советника в Чунцине, шифровки обезопасили [251] наши переговоры от японских радиоперехватов и просто от шпионов из гоминьдановских военных учреждений, и мы могли быстро связываться с А. Н. Боголюбовым или начальником его штаба П. Ф. Батицким и получать соответствующие указания, совет или приказ.
К концу января план артиллерийского обеспечения операции был полностью отработан, командующий войсками района Гу Чжутун подписал его, мы приступили к созданию артиллерийской группировки.
23-я армейская группа должна была наступать четырьмя армиями — 86, 10, 55 и 21-й. Всего, считая с резервами, 13 пехотных дивизий. Главный удар наносила 10-я армия, ее еще предстояло перебросить с побережья Восточно-Китайского моря, из-под Ханчжоу. Почему именно эта армия стала ударной, я понять не мог. Слишком темны, сложны, извилисты и к тому же начисто лишены военного смысла бывали мотивы подобного выбора и назначения.
За предшествующие годы боевых действий все упомянутые армии обрели разные характеристики. 86-я армия генерала Ло считалась «драчливой». 21-ю армию генерала Сяо называли более расплывчато — «стремящейся к наступательным действиям». 50-я армия генерала Тая заслужила прозвище «оборонческой», а 10-я армия генерала Ляна — «склонной к панике».
Начальник артиллерии района генерал Ло Шакай и его начальник штаба генерал Цин Дай пытались растолковать мне причины, по которым «склонная к панике» армия предназначалась к выполнению главной задачи. Объяснения были в обычном туманном стиле. В них не упоминались конкретные люди и конкретные действия. Их заменяли формулировки вроде «некоторые люди наверху считают», или «достойные люди должны занимать достойные места». Но все-таки мне стало понятно, что на весах внутриполитических генерал Лян, хотя он и паникер, весил много больше прочих генералов.
Миновал февраль, наступил март. Здесь, южней Янцзы, в марте погода как у нас в хорошем, устойчивом мае — теплынь, буйная зелень, все кругом в цвету. Настроение бодрое, на фронте тишина, план наступления все еще обсуждается в кабинетах.
Во второй половине марта пошли долгие теплые дожди. Янцзы вышла из берегов, примыкающее к реке озеро Поянху (Боянху) привлекло внимание китайской разведки. Поянху оказалось на стыке 3-го и 9-го военных районов, с одной стороны, и 13-й и 11-й японских армий, с другой. [252]