Огни на Эльбе
Шрифт:
Она уходила из одного мира в другой и обратно, все больше чувствуя, что отдаляется от прежней жизни. Ее отношения с родителями свелись к соблюдению приличий.
По мере того, как дни становились темнее и короче, открывались ежегодные кружки шитья, в которых дамы из состоятельных семейств готовили рождественские подарки для бедных семей. Лили умирала от скуки, слушая, как советницы и их дочери превозносят друг друга за какое-то выдающееся милосердие. Эти собрания всегда служили скорее для того, чтобы обменяться сплетнями и хоть немного разнообразить серую повседневность, чем для благотворительности. Зильта сопровождала ее на эти собрания всего несколько
По традиции раз в неделю Берта устраивала вечер чтений, где они разыгрывали роли выбранных персонажей, ели бутерброды и пили лимонад. Чтобы не обижать подругу, Лили приходила на вечера, но и здесь чувствовала себя лишней. О барышнях в этой гостиной судили по тому, как они выглядели, как вели себя, насколько удобными для других и незаметными могли быть, когда это требовалось от них. Все это теперь было ей чуждо.
С каждым новым днем, с каждой новой прочитанной книгой, Лили прощалась со своей прежней жизнью.
В октябре был день рождения Михеля. Директор приюта опасался, что встреча с родителями слишком расстроит его и нарушит распорядок, к которому он с таким трудом привыкал. Поэтому они так до сих пор и не навестили его.
Лили была почти уверена, что родители не стали настаивать на встрече, потому что сами боялись этого визита. Вместо этого они передали ему целый мешок с подарками – особенно дорогими и тщательно отобранными, и Лили не могла отделаться от мысли, что ее отец пытался таким образом хоть немного успокоить свою совесть. Зильта с любовью завернула подарки, среди которых был пупс с фарфоровой головой и натуральными золотистыми волосами, который умел закрывать глаза, когда его укладывали спать, бумажная кукла с набором одежды из Нойруппина и поезд с настоящими рельсами, которые отец заказал Михелю прямиком из России.
– Он точно обрадуется подаркам! – воскликнул Альфред, а в следующий миг вынужден был отвернуться, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
Лили купила брату книгу сказок. Она знала, что Михель будет просто счастлив ее получить и надеялась лишь, что в приюте найдется кто-то, кто возьмется читать ему вслух.
От разрыва с родителями Лили удерживала только болезнь матери. Хотя она понимала, что у Зильты просто нет сил бороться, она едва сдерживалась от того, чтобы не накричать на нее всякий раз, как они оказывались за одним столом, разделенные опустевшим креслом Михеля, или во время редких встреч у камина, когда мать просто смотрела перед собой отсутствующим взглядом. «Я больше не вынесу этого», – подумала Лили, но у нее не было никакого плана действий. Отец и Франц хранили неприступное молчание, когда она пыталась выведать, куда отвезли Михеля, и ни мольбы, ни плач не могли их смягчить.
Лили была настолько поглощена своим горем, что не замечала, каким больным и усталым стал ее отец, как исхудал и осунулся Франц. Не видела она и того, что Зеда становилась все более молчаливой – бледная и осунувшаяся, с четко обозначившимися скулами, она казалась рассеянной и выполняла свою работу кое-как. Лили ничего не замечала.
Пока не стало слишком поздно.
Накануне Рождества Лили предпочла бы совсем не возвращаться на виллу. Это всегда был радостный праздник, к которому готовились неделями.
Чтобы сохранить хотя бы подобие праздника, Лили с Зильтой нарядили елку. Потом она помогла Герте с приготовлениями к праздничному ужину. Они наполняли жестяные банки пряниками, коричневым печеньем и пончиками, но даже уютный запах печеного не мог избавить Лили от острой боли в груди. Герта тоже до сих пор не смирилась с отсутствием Михеля – она плакала, когда лепила из теста маленького человечка с изюминками вместо глаз. Мальчик всегда помогал ей с рождественской выпечкой.
Позже Лили с Зильтой отправились на каток, но ни одной из них это не понравилось. Даже посещение рождественской ярмарки, откуда она каждый год приносила Михелю жареные орешки, не порадовало ее в этот раз. Теперь она покупала орешки не брату, а Хайну и Мари.
В канун Рождества, как обычно, подавали карпа, а на десерт была рисовая каша с сахаром и корицей. Разговаривали мало – в основном, каждый молча смотрел в свою тарелку. За столом не хватало даже не двух, а трех человек – с отъездом Михеля родители распрощались с фройляйн Зёдерлунд. Собравшись вчетвером, они не могли преодолеть холод и отчужденность, вызванные отсутствием остальных.
Позже, когда они вместе пели рождественские гимны, слова застревали у Лили в горле. Она вдруг увидела, с каким трудом ее мать сдерживала слезы, и отвернулась, потому что сама была готова заплакать. Спать легли рано, оставив ель в темной гостиной, каждый во власти собственных безрадостных мыслей. На дом белым саваном ложился снег, и, поднимаясь по лестнице, Лили подумала, что была бы не прочь уснуть и не проснуться.
Незадолго до Нового года Лили сидела у камина, ожидая появления Зеды, которая обычно приходила к ней в это время, чтобы помочь ей с вечерним нарядом. Но внезапно вместо нее в комнату вошла Лиза. Лицо горничной казалось застывшим, она явно плакала.
– Что случилось? – вскакивая, спросила Лили. – Где Зеда?
Лиза покачала головой.
– Мне не разрешено говорить об этом, – испуганно ответила она.
Лили, сразу почувствовав недоброе, схватила Лизу за плечи, принуждая ее поднять глаза.
– Скажи мне, что, наконец, произошло? – настаивала она.
Горничная побледнела.
– Она наверху. Собирает вещи, – едва слышно прошептала она.
По телу Лили пробежала дрожь.
– Что? Но почему? – продолжала расспрашивать она, однако Лиза на все качала головой. Лили, на мгновение задержав на ней обеспокоенный взгляд, выбежала из комнаты.
Но когда она добралась до маленькой каморки на чердаке, где жили горничные, Зеды там уже не было. Комната была пуста, все вещи девушки исчезли, в ее сундуке не было ничего, кроме пары простыней. Лили, спотыкаясь от волнения чуть ли не на каждой ступеньке, поспешила вниз по лестнице. В холле она столкнулась с отцом.
– Где Зеда? – воскликнула Лили. – Куда она ушла?
Альфред глубоко вздохнул.
– Я надеялся, что этот разговор подождет до завтра, – пробормотал он, и Лили замерла. – Пойдем-ка в мой кабинет.
– С сегодняшнего дня Зеда больше у нас не работает, – сказал Альфред, когда она села. Видя, что Лили собирается что-то сказать, он поднял руку. – Я знаю, что ты очень к ней привязалась. Но это не обсуждается. Слышишь? Она оказалась в положении, которое в этом доме недопустимо.