Огни на Эльбе
Шрифт:
Он и сам не знал, почему его так отталкивала Розвита. Возможно, все дело в том, что она воплощала в себе всех женщин, которых он не хотел.
Не то, чтобы женские тела в целом казались ему отталкивающими – красивые бедра и изящный корсет, безусловно, оказывали на него свое действие. Он всегда предпочитал мужчин, но это вовсе не означало, что физически он не мог быть с женщиной. Просто они до безумия ему надоели. С ними попросту нечем было заняться, с этими глупыми, слабыми, визгливыми индюшками. Всегда приходилось следить, чтобы они не ослабли и не перенапряглись, вечно нужно было их обхаживать, чтобы они не впали в истерику или не свалились без
Отторжение подкралось к нему незаметно. Прежде прямо из клуба он в компании Эрнста и Германа отправлялся в бордель. В их кругах это было почти обязательно, в том числе в браке. Дома мужчину дожидалась элегантная жена из высшего общества, но для потребностей, которые она не понимала и не хотела удовлетворять, были и другие. Все это знали и принимали, в том числе женщины. Главное – не говорить об этом вслух. Во время этих визитов он неплохо проводил время. Ему нравилось, когда женщины прикасались к нему, но в этом всегда было что-то неправильное.
Конечно, в глубине души он знал, что именно было не так. Первые признаки он почувствовал в нежном восьмилетнем возрасте. Но он никогда не признавался себе в этом, даже подумать не мог – только иногда, по мере взросления, замечал, что тело порой реагирует не так, как должно. Но его страх был так велик, что он подавил все мысли о самой этой возможности. Однако в конце концов настал день, когда он больше не мог лгать самому себе.
В то время, как другие напивались в баре, раззадоривая себя тем, как женщины изо всех сил стараются понравиться и чуть ли не дерутся за кавалеров, ему всегда хотелось поскорее добраться до спальни. К чему были все эти разговоры? Он едва выносил женщин даже в трезвом виде. Напившись, они становились еще глупее, еще слезливее, и он чувствовал к ним лишь отвращение. Все, чего он хотел – чтобы они заткнулись и сняли одежду. И когда в один прекрасный день он закрыл глаза и подумал о мужчине в миг, когда одна из самых дорогих шлюх Гамбурга забралась на него, он понял, в чем его проблема.
В тот раз он не довел дело до конца, и то же самое произошло во время следующего визита. Это становилось рискованным – проститутки болтливы, как и все женщины, и нельзя было полагаться на то, что они сохранят все в тайне. Конечно, никто, кроме него, не знал, в чем дело, но слухи о таком пороке в любом случае не пошли бы на пользу его репутации. В конце концов, он просто сдался и позволил своим мыслям следовать к интересующему его предмету. После этого стало легче.
Чего не скажешь обо всем остальном.
С тех пор в своих мыслях он ходил по все новым запретным тропам. Вместе с этим постепенно росла и его ненависть к женщинам. Он, как в зеркале, видел в них свою инаковость. Они показывали ему, кем он должен был быть и кем он не был.
И он не мог им этого простить.
Глава 5
Лили положила сверток на стол.
– Кто-нибудь заказывал свежий французский хлеб? – крикнула она, и к столу тут же подбежали Хайн и Мари, такие счастливые, будто получили подарки на Рождество. С горящими глазами они достали из свертка угощение.
– Лили, сколько можно тебе говорить, ну куда так много! – Альма Гердер вытерла руки кухонным полотенцем и не без любопытства подошла
Лили видела, что Альму раздирали противоречивые чувства: радость, с одной стороны, и уязвленная гордость – с другой. Она знала, что вдове нелегко было принимать ее помощь, и она шла на это лишь от безысходности. Для детей сверток с продуктами, который Лили приносила почти каждое воскресенье, притворяясь, что идет на прогулку, чтобы почитать у реки, был важным дополнением к скудным обедам, которые тяжким трудом добывала для них мать. За время своих визитов Лили к тому же перетаскала сюда много старых вещей Михеля. В углу стоял его кукольный домик, а по полу носился игрушечный поезд, который обожал Хайн.
Внезапный приступ кашля согнул Альму пополам. Лили быстро сделала шаг назад. Она всегда старалась держаться от Альмы на расстоянии и внимательно следила за тем, нет ли признаков заражения у детей. Чудесным образом они до сих пор выглядели совершенно здоровыми. Но самой Альме с каждой неделей становилось все хуже. Вот и сейчас после мучительного приступа она тяжело опустилась на стул.
Лили бросилась к бочке, что стояла в углу, зачерпнула воды и протянула Альме стакан, с беспокойством вглядываясь в ее изможденное лицо. Женщина выглядела осунувшейся, волосы спутались, кожа посерела. Она начала терять вес, и Лили подозревала, что она отдает всю еду детям. Она вытащила из свертка жаркое и черный хлеб и отрезала кусочек для Альмы.
– Ты должна что-нибудь съесть! – Альма попыталась отмахнуться от нее, но Лили стояла на своем. – Твоим детям лучше не станет, если ты упадешь в обморок от слабости! – строго сказала она, и это подействовало – Альма неохотно потянулась за хлебом.
Пока она ела, Лили огляделась. Она никак не могла привыкнуть к тесноте этой комнаты. У них по-прежнему жил квартирант, но Лили никогда его не видела – днем он работал и только ночью занимал комнату. Альма не раз сетовала, что он недоволен из-за того, что младенец плачет по ночам. Женщина вынуждена была выходить с ребенком на лестничную клетку и там успокаивать его, пока не заснет. Но ночи становились все холоднее, а зимой это и вовсе станет невозможно. Вдобавок Альма подрабатывала тем, что брала на дом шитье и иногда присматривала за соседскими детьми.
В это воскресенье родители на весь день отправились в гости, и Лили могла задержаться подольше. У Альмы был день стирки, и Лили предложила занять на это время детей. Альма только это и позволяла ей, не допуская к другой работе по дому. Лили втайне была этому рада, потому что понятия не имела, как кипятить белье.
Она села за стол с Хайном и Мари и принялась читать им сказку, качая на коленях младенца. Из-за того, что в кастрюлях кипело белье, в каморке стало так душно, что Лили приходилось то и дело вытирать лоб платком.
Внезапно в дверь постучали, и у Лили едва не остановилось сердце, потому что на пороге показался Йо. Увидев ее, он тоже замешкался и какое-то время молча смотрел на нее.
– Лили, – тихо сказал он. А потом повернулся к детям, которые с радостными воплями бросились к нему навстречу. С полуулыбкой он поднял вверх сверток. – Я принес сыр. А может, и шоколад, – объявил он.
Хайн и Мари запищали от восторга.
– Итак, вы двое… – Альма уперла руки в бока, напуская на себя суровый вид, но Лили видела, что она борется со слезами. – Эти дети обязаны вам единственными радостями, которые у них есть в жизни.