Огни на равнине
Шрифт:
Река становилась все шире и шире, по краям тянулась травянистая низина. Заросли тростника, рогозы и осоки, словно группы людей, теснились у воды. Блестящие остролистные растения заполонили земляные насыпи, холмики и даже самые маленькие кочки. Облако темного пуха игриво кружилось над плюшевыми «початками» и колосьями, а потом, подхваченное ветром, улетало прочь.
Слева от реки выросла одиночная гора, опушенная снизу густым тростником, который топорщился, как конская грива. Пока я разглядывал гору, в голове почему-то возник образ женского лобка.
Вдоль
А потом я услышал звук. Резкий, звонкий петушиный крик сыпался с верхушки холма, взрывая мирную полуденную тишину.
Следы от лопаты, истошное кукареканье… Все это говорило лишь об одном: где-то поблизости находились люди – филиппинцы! Опасность встречи с местным населением постоянно давила на нас, мы ведь знали, что захватчиков всегда ждет расплата.
Несмотря ни на что, я продолжил свое восхождение.
На макушке холма полоска тростника оборвалась. В своеобразной седловине лежало поле, которое по дальнему краю замыкалось стеной высоких темных деревьев. Из лесной гущи вновь понеслось петушиное пение. Тропинка бежала по полю прямо в чащу.
Под сводами вековых исполинов царила густая тень. По обеим сторонам дорожки, словно сторожевые башни, торчали два толстых чурбана. Дальше тропа разветвлялась – симметрично, как в английском парке. Между дорожками зеленела травка. Солнце заливало землю ярким светом и теплом. Вокруг стояла полнейшая тишина. В просвете между деревьями я увидел хижину. Наверное, именно там находятся куры… и люди!
Я колебался недолго. Меня словно что-то подгоняло в спину. Крепко сжав в руке винтовку, я промаршировал сквозь чащу, вышел на лужайку и… замер от удивления. Я не ожидал увидеть ничего подобного!
На гребне косогора приютилась хижина. Склон холма, усеянный стволами и бревнами, плавно переходил во впадину, из которой поднимался новый холм, также заваленный мертвыми деревьями.
Вокруг не было ни души. Несколько птиц примостились на ветвях необычного дерева с длинными, плоскими, как у тростника, листьями. Куры! Местные филиппинские куры, черные, жилистые, костлявые, похоже, еще не успевшие одичать. При моем приближении они оживленно закудахтали, посматривая друг на друга круглыми глазками, потом отвернулись от меня и затихли.
Невзрачные пернатые создания внезапно представились мне райскими птицами. Чистенькие, маленькие, они устроились на ветвях, как на насесте. Куры казались мне сказочными, неземными существами. Затем меня посетила отнюдь не поэтическая идея: я решил поймать волшебное создание. Я знал, что, в отличие от наших, толстых и неуклюжих кур, эти умеют летать, и стал тихо подкрадываться к добыче, надеясь застать жертву врасплох.
Я бросился на землю, прицелился и выстрелил. Птицы, захлопав крыльями, взмыли в небо. Они перелетели на нижнюю часть склона и стали деловито расхаживать между бревнами, звонко переговариваясь друг с другом.
Опять неудача! Меня переполняли отчаяние и досада. Совсем недавно я в полном изнеможении лежал под пальмами и беспомощно таращился на зрелые плоды. И вот снова еда сама шла мне в руки, но я позорно упустил ее. У меня прямо перед глазами разгуливали куры, а я умирал от голода… Я заметил, что птицы время от времени склевывали что-то с земли. Неожиданно на меня снизошло озарение. Исполнение смертного приговора на время откладывалось, я получил отсрочку!
Задыхаясь от волнения и слабости, я бросился вниз по косогору. Я бежал, спотыкаясь о корни, пни и стволы поваленных деревьев. Мне не пришлось спускаться в котловину – то, что я жаждал найти, находилось у меня буквально под ногами. Среди корней и пней зеленели стебли «картофельных деревьев» и расстилались побеги «виноградного картофеля» – так мы, японские солдаты, называли диковинные – но определенно съедобные! – филиппинские корнеплоды.
Я вырвал одно растение и вгрызся в клубень, молниеносно раскрошив зубами сухую волокнистую сердцевину. Я успел проглотить несколько картофелин, прежде чем ощутил чуть сладковатый вкус, и лишь после этого заставил себя отправиться к ручью, журчавшему в котловине, и вымыть несколько клубней.
Я лег у воды и напился. Холодные струйки блестели среди камней, сплетаясь в небольшой ручей. На поверхности воды колыхалась тонкая пленка вулканической пыли. Совершенно случайно я заметил у берегов скопление тонких веточек и прутьев, а на дне виднелись листья и стебли. Я сразу понял, что это. Таро! Я наткнулся на хорошо возделанную плантацию, обнаружил такое сокровище именно в том районе, где наши разрозненные части шныряли в поисках провианта. Это граничило с чудом! Будь я Робинзоном Крузо, упал бы на колени и вознес хвалу Господу. Даже такой далекий от христианства человек, как я, должен был бы испытать смиренную благодарность. Но я не знал, кого благодарить…
Вскоре я нашел заросли местной разновидности фасоли. Мощные высокие растения упрямо тянулись к солнцу. Коричневые заостренные стручки лопались от зрелости, и на землю сыпались маленькие черные бобы. Их-то и клевали куры, копошившиеся в траве. Рядом росли кусты с красными бусинками ягод; похожие на землянику плоды по вкусу напоминали помидоры.
Наевшись до отвала, я побрел в хижину. Постройка, как принято в этих краях, стояла на бамбуковых сваях, крыша была из тростника. Внутри стоял тяжелый спертый запах грязи и пыли. В одном из углов пол был приподнят, там высилась кособокая печь, возле нее стояла глиняная утварь. Мебели в хижине не было вовсе. На полу я обнаружил нелепую, расшитую цветами подушку и, подложив ее под голову, моментально провалился в сон.