Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)
Шрифт:
Машина пронеслась мимо кладбища, раскинутого у самой дороги, и въехала в шумную и пыльную улицу с крикливой детворой, сонными, ленивыми собаками и паломниками, ведущими душеспасительные беседы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
В двенадцать часов дня после долгих размышлений руководители старого бухтинского промысла "Зубалов и компания" решились сообщить в Азнефть о забастовке тартальщиков. Но Серебровского на месте не оказалось. Тогда руководители промысла решили о забастовке известить Кирова, который вот уже второй день не появлялся в бухте, видимо занятый важными делами у себя в ЦК.
Вести разговор
– Салам*, Сергей Мироныч. Говорит Алекпер-заде.
_______________
* С а л а м - привет.
– Здорово, Алекпер. Какими вестями обрадуешь? Как дела на промысле? Плохо? Как идет установка насоса? Плохо? А что такое, что случилось?
– Беда, Сергей Мироныч, с этим насосом. Прямо буза получается. Тартальщики, как черта, боятся его, думают, что останутся без работы, ну и... объявили забастовку, не работают. Одна буза.
– Вот ты с какими новостями. И так спокойно говоришь! Когда это началось?
– Вчера вечером, когда привезли насос, еще шли всякие разговорчики, а сегодня уже никто не вышел на работу. Лежат и спят в казарме.
– Не хотят, говоришь, работать?
– Категорически отказались. И я, и управляющий промыслом, и секретарь партийной ячейки целых три часа бились, разъясняли, уговаривали, грозили ничего не вышло.
– Даже грозили, говоришь?
– А что же делать было? С ними нельзя говорить иначе.
– Нельзя, говоришь?
– Мы тут, Сергей Мироныч, посоветовались между собою и решили вам позвонить, попросить вашей помощи. Тартальщики говорят, что, пока этого "красного дьявола" не уберут с промысла, никто не начнет работать.
– Еще что говорят? Какие разговорчики ходят?
– Распространили слух, что к нам приедут русские рабочие, а всех азербайджанцев уволят с работы, погонят засыпать бухту.
– От кого эти слухи идут?
– Все говорят, Мироныч. Народ несознательный и темный. Насоса боятся больше смерти.
– Да, по телефону о многом не поговоришь, - тяжело вздохнув, сказал Киров.
– Надо бы сейчас приехать к вам, да на два часа у меня назначено совещание со строителями. Так, пожалуй, и до вечера к вам не выбраться будет! И народу много дожидается в приемной. Вот передо мною лежит список, в нем сорок человек... Ты говоришь, что тартальщики спят в казарме? А что, Алекпер, если мы такую вещь сделаем: собери-ка всех своих забастовщиков, и валяйте ко мне. Пусть проветрятся на свежем воздухе. Скажи: "Киров вызвал для беседы". Чем лежать в казарме, пусть идут ко мне. Так и время сбережем. Я народ отпущу, если и не всех, то половину приму, а к этому времени и вы подойдете. Давай так и сделаем. Иди собирай народ и приходите в ЦК. Здесь обо всем поговорим. Скажи - я просил. И сам приходи, и начальников тащи.
– Так и решим, Сергей Мироныч. Через час будем у вас. Ребята с удовольствием придут. Им очень хочется поругаться.
– Ну-ну, давай веселее.
– И он повесил трубку.
В половине второго Алекпер-заде появился в ЦК АКП(б) один, без забастовщиков. В приемной у Кирова было людно, он записался в очередь, но, просидев минут десять, нетерпеливо набросал записку и, остановив секретаря, идущего с бумагами в кабинет к Кирову, слезно попросил его вручить записку Сергею
Вскоре секретарь вышел из кабинета и, оставив дверь полураскрытой, кивнул Алекперу-заде.
На него, счастливца, посмотрели с завистью и негодованием, и он прошел в кабинет, крепко прикрыв за собой дверь.
Откинувшись на спинку кресла, Киров разговаривал по телефону. Рядом с ним на стуле сидел столетний старик, держа на колене свою папаху, немигающими глазами уставившись на Сергея Мироновича. Напротив старика в полувоенной форме сидел один из инструкторов ЦК, скручивая цигарку.
Легким кивком Киров поздоровался с Алекпером-заде, и тот прошел к окну, стал смотреть на улицу, прислушиваясь к телефонному разговору.
– ...Теперь, Мамед, у меня есть еще одно небольшое дело. В тот раз, когда я был у тебя на заводе, помнится мне, что на складе, среди центробежных насосов, лежало много старых моторов и динамо-машин. Они и сейчас там валяются? Сколько их? Ну вот, видишь, целых тридцать штук. Такое богатство - и лежит без толку. Не годятся, говоришь? Нужен капитальный ремонт? Так вот слушай, Мамед: тут у меня сейчас находится один почтенный старик, звать его Али-баба, он школьный сторож, делегат от крестьян аула Шякирчи. Они хотят электрический свет провести у себя, и в этом деле мы им должны помочь. У них там хорошая школа - и для детей, и для взрослых. Надо помочь им достать мотор и динамо. Это и будет настоящее шефство города над деревней. Агитация за Советскую власть - дело хорошее, но если эту агитацию мы еще подкрепим открытием новых школ и клубов, посылкой тракторов и других машин, зажжем лампочки в саклях, тогда у нас дело пойдет веселее, крестьяне сразу поймут, что живут они уже при Советской власти, а не по-старому, при беках и агаларах... Понимаешь меня? Если ты возьмешься за это, то сделаешь большое партийное дело. Я уже не говорю о том, каким хорошим примером это послужит для заводов... Что ты говоришь? Да-да, выдели для ремонта двух хороших монтеров-коммунистов, растолкуй им значение этого дела. Они в неделю могут справиться с ремонтом. Вот-вот, Али-бабу я сейчас пошлю к тебе, и вы сами обо всем договоритесь...
Повесив трубку, Киров вытащил из кипы свежих газет номер "Бакинского рабочего", просмотрел отдел зрелищ, позвонил секретарю и, придвинув к себе большой настольный блокнот, провел ладонью по бумаге, взял красный карандаш.
Вошел секретарь.
– Вот этого старика на целый день надо обеспечить автомобилем.
– И карандаш побежал по странице.
– Надо заказать два хороших места, не дальше третьего-четвертого ряда, в Маиловский театр. Надо обеспечить старика питанием и ночлегом. Надо куда-нибудь на денек поставить его арбу, накормить лошадь.
Секретарь сдержанно улыбнулся.
– Будьте спокойны, Сергей Мироныч, все будет сделано.
– Ну-ну, сделай так, чтобы старику было хорошо.
– Он вырвал страницу из блокнота, протянул секретарю, попрощался с Али-бабой.
Старик и секретарь направились к двери. Секретарь читал размашистые наброски: "Машина, билеты, ночлег, питание, арба, сено..."
Он подумал, что сена ("сено" было дважды подчеркнуто), пожалуй, труднее всего будет достать.
Киров взглянул на часы и на Алекпера-заде, угрюмо глядевшего на улицу, и, придвинув кресло вплотную к столу, приготовился слушать.