Огни в долине
Шрифт:
— Честный-то не убежал бы. Не видал я его, правда ваша, зато на других нагляделся. И не слыхал что-то про лесников в здешних-то краях.
— Хорошо, хорошо, будем оставлять кого-нибудь в лагере. Если что неладно — пусть дают сигнал — два выстрела.
С того дня вместе с Ксюшей в лагере оставался либо один из братьев Ильиных, либо Плетнев или его дядя. Виноградов, продолжая разведочные работы, все дальше спускался в долину. Вместе с Вагановым определял, где брать очередную пробу, тут же ее промывали и брали новую. Золота в таежной речке было мало, местами оно совсем исчезало
Приближался сентябрь, а сделать надо было еще много. Виктор Афанасьевич надеялся в основном закончить разведку до того, как пойдут затяжные осенние дожди и уж во всяком случае до первых заморозков. Начальника отряда беспокоили ребята: скоро в школе начнутся занятия и надо вернуть их в поселок. Дать братьям лошадей он не мог, в отряде их осталось всего шесть, а груза вести предстояло много. Пешком до Зареченска далеко, к тому же ребята одни могли заблудиться. Напрасно Сашка и Пашка уговаривали начальника отряда оставить их в лагере, обещая потом наверстать упущенное. Виноградов не соглашался.
— Мне и самому жалко вас отпускать, но нельзя больше держать. Попадет за вас, понимаете? А будущим летом опять возьму с собой.
— Так то когда еще, — уныло тянул Сашка. — Может, вы передумаете, а может, и не пойдете больше.
— Пойду, обязательно. И если сказал — возьму, значит, возьму. А как вас отправить в поселок? Вот задача.
— Не знаем, — отвечал Пашка. Он всегда говорил во множественном числе, имея в виду себя и брата. — Не дойдем до поселка, заблудимся.
Пашка прятал глаза, в которых таилась надежда: начальник не захочет, чтобы они заблудились и оставит в лагере. Но Виноградов без труда угадывал, куда клонит паренек.
— Ты, брат, не хитри. Заблудитесь, а меня под суд? Пошлю с вами Никиту Гавриловича, а сам останусь со Степаном Дорофеевичем и Ксюшей?
— Так и не посылайте, — сказал Сашка, и в голосе его прозвучала радостная нотка.
— Хитрите, — повторил Виктор Афанасьевич и рассмеялся. — Ну, будь по-вашему, возьму грех на душу. Придется потом самому с вами позаниматься.
Братья Ильины готовы были плясать от радости, но побоялись таким проявлением восторга испортить все дело. Только Пашка спросил нарочито равнодушно:
— Стало быть, остаемся мы, Виктор Афанасьич?
— Стало быть, — передразнил его инженер и погрозил пальцем. — Но, смотрите у меня, чтобы потом учились во все лопатки.
— Мы стараться будем, истинный Христос, — уверил Сашка.
— Что еще за Христос? В школе учитесь, в комсомол вас скоро принимать будут, а вы в бога верите?
— Да нет, Виктор Афанасьич, — поспешил на выручку брату Пашка, — это мы раньше верили, а теперь ни-ни. По привычке он брякнул.
— То-то, по привычке. Чтобы я больше такого не слышал. Понятно?
Пашка незаметно показал Сашке кулак, и тот сказал:
— Очень даже понятно. Не услышите, вот истин… честное слово, самое расчестное, не услышите.
Пылали багровыми кострами осины, позолота покрыла березы,
Потянулись на юг птицы. Первыми, прощально курлыкая, полетели журавли, за ними поднялись мелкие птахи, а потом утиные стаи. Утрами трава серебрилась от инея, даже в безветренные дни стали опадать с деревьев листья.
— Еще неделя, — сказал как-то за ужином начальник отряда, — и все закончим работу. Приедем в поселок, попаримся в бане, отоспимся на печке и поедим пирогов. Словом, будем отдыхать после трудов праведных. Верно, Ксюша?
Неожиданное обращение застало девушку врасплох.
— Я работать буду, — поспешно ответила она. — Это вы измучились, вам надо отдохнуть, а я ведь ничего не делала.
— Несправедливо. Вы тоже работали. Не копали землю, не промывали песок и не лазили по горам, да, но каждый день работали в лагере. Без вас нам пришлось бы туго.
— Правда? — Ксюша не могла скрыть счастливой улыбки. — Вы смеетесь надо мной.
— Не смеюсь и даже не улыбаюсь. Любой подтвердит мои слова. И отдых вы заслужили. У меня правило: кончил дело, гуляй смело… Погуляем? — в голосе Виноградова девушка уловила знакомые интонации, они запомнились ей с первой встречи. Ксюша заволновалась и, едва ли сознавая, что говорит, ответила:
— Осип Иванович, наверное, соскучился обо мне… И трудно ему одному.
— Осип Иванович! Экая важность. Да он и не вспомнил о вас ни разу. Вы, Ксюша, дитя, наивное дитя, — и Виноградов, прищурив глаза, чуть насмешливо посмотрел на девушку. — И охота вам около старика сидеть? А погулять-то когда? Не успеете оглянуться — и молодость пройдет. Как мудрые люди говорят, молодо-зелено — погулять велено.
— Я в клубе бываю. Там теперь кино показывают.
— Как хотите, а вернемся в Зареченск, непременно погуляем. Не то я на вас наябедничаю директору прииска и больше в тайгу не возьму.
Ксюшу охватило уже знакомое смятение, как тогда, при первой встрече с инженером. Желая поскорее прекратить разговор, который мог завести ее куда-то в неизвестное и пугающее, она поспешила сказать:
— Давайте, Виктор Афанасьевич, когда вернемся на прииск, там и поговорим, ладно?
— Ладно, я подожду. Только не забудьте.
Ночами в палатках стало холодно, да и днем, когда дули ветры, тоже мерзлось, особенно у воды. Работать стало труднее. Лопата со звоном отскакивала от каменеющей земли, а кайло оставляло на ней лишь глубокие царапины, отбивая маленькие куски. Вставали до рассвета, наскоро умывались, завтракали при свете костра и когда уходили из лагеря, восток только чуть начинал светлеть.
Прошла обещанная неделя, и начальник отряда сказал:
— Теперь скоро. Еще несколько дней, и — шабаш. Подумать только, — задумчиво продолжал он, ни к кому не обращаясь, — полгода напряженной работы уместилось вот в этом планшете. Зато здесь, — он погладил планшет, — здесь все, чего ждут от нас в Зареченске. Майский останется доволен. В долине может работать вторая драга. Если зимой ее успеют перевезти, а весной собрать, то летом она начнет добычу золота.