Огни в долине
Шрифт:
— Глубоко ошибаетесь. Не смеюсь. Говорю то, что думаю, — начальник отряда повертел деревянную ложку, заглянул в миску, где ничего не осталось, нерешительно попросил: — Дайте добавки.
— Правда, вкусная каша, — поддакнул Пашка, проворно работая ложкой.
— Ну так ешьте еще, каша осталась, — Ксюша положила Виноградову и Пашке по большому черпаку каши. — А вам, Никита Гаврилович и Степан Дорофеевич, тоже добавить?
— Благодарствую, дочка, — отказался Ваганов, — я насытился.
— И с меня
— Саша, ты-то не откажешься?
— Не откажусь, — Сашка облизал ложку. — Я страсть как люблю пшенку.
Вечер выдался тихий и теплый. Потрескивая, догорал костер. Искры, завиваясь, взлетали высоко в темноту и там кружились и гасли. В тишине отчетливее слышалось журчание речки, торопливо катившей свои воды по устланному песком и мелкой галькой руслу. Ксюша, собрав посуду, ушла к реке, ребята поили лошадей, а Виноградов, Плетнев и Ваганов, покуривая, обсуждали предстоящие работы.
— Очень подходящее место для драги, — говорил Виктор Афанасьевич. — Поставить внизу запруду и пусть плавает.
— Торопишься, — опять заметил Степан Дорофеевич. — Наперед определи, будет ли польза, а потом и плотину ставь.
— Тяжело этакую махину сюда тащить, — добавил Плетнев. — Далеко, и дороги нет.
— Дорогу сделаем. Но об этом действительно рано пока говорить.
Из темноты неслышно появился Пашка.
— Дядя Степан, овес-то будем задавать коням?
— Овес? — Ваганов, прищурив подслеповатые глаза, посмотрел на начальника отряда. — Как, Виктор Афанасьич?
— А много ли у нас его осталось?
— Два мешка. Опали телом-то кони. Тяжелые были переходы.
— Ну так дайте немного.
Покончив со всеми делами, разведчики ушли в палатки. У костра остался только дежурный Пашка. Он подкладывал понемногу хворост в огонь да время от времени ходил смотреть, не разбрелись ли лошади.
Ночью Виноградова разбудил встревоженный Сашка.
— Виктор Афанасьич, Виктор Афанасьич, — негромко, но настойчиво шептал паренек, осторожно трогая за плечо начальника отряда. — С конями неладно.
Инженер в темноте не видел Сашку и со сна не понял, кто его разбудил и зачем.
— Кто тут?
— Я это, Виктор Афанасьич, я, Сашка. С конями у нас неладно.
Степан Дорофеевич, спавший беспокойным стариковским сном, услышал разговор и завозился на своей подстилке из еловых веток и одеял.
— Чего там, с конями-то? — послышался его хрипловатый, перебиваемый кашлем, голос.
— Не знаю, дядя Степан. И Вороной, и Серко, и Рыжий катаются по земле. Вроде как судороги у них.
— Пойдем нето, глянем, — Степан Дорофеевич кряхтя поднялся, на карачках выполз из палатки. Проснулся и Плетнев.
— Слышу: кони, кони, а не возьму в толк, чего. Зверь какой бродит, что ли?
— Сашка говорит, катаются
— Есть, — согласился Никита Гаврилович. — Пойду и я, посмотрю чего там.
— Посмотри, Гаврилыч. Зря Сашка панику поднял.
Таежник натянул сапоги и ушел, а Виноградов, уронив голову на постель, тут же заснул. Рядом сладко посапывал Пашка.
Луна щедро заливала светом тайгу. Плетнев увидел Ваганова и Сашку. Они возбужденно переговаривались, ржали и фыркали лошади. Охотник подошел ближе.
— Но-о! Но-о! — Сашка тянул за уздечку вороного мерина. Лошадь, перекатываясь с боку на бок, взбрыкивала всеми ногами и не поднималась. Ваганов пытался поднять другую — серую в мелких крапинах. Неподалеку, хрипя и тяжело фыркая, лежали еще две лошади, две стояли у дерева, привязанные за повода, пошатывались и мелко дрожали.
— Чего с ними? — спросил Никита Гаврилович.
— Колики, — ответил Ваганов. — Самое распоганое дело. Но, но!
С лошадьми они провозились до рассвета. Когда из палатки вышел Виноградов, ему рассказали, что случилось ночью.
— Овес-то заплесневелый, — Ваганов протянул горсть овса, от которого шел резкий затхлый запах. — В этом все дело. Пашка-то вечером не разглядел и дал. Вот кони и заболели.
— Все? — хмуро спросил начальник отряда.
— Да нет, вон те четыре, остальные будто ничего. Может, и обойдется.
Пашка, узнав, что накормил лошадей гнилым овсом, чуть не заревел и испуганно смотрел то на животных, то на Виноградова.
— Ты это все, — набросился на него Сашка. — Глядел бы, чего даешь.
— Разве ж я знал, — слабо оправдывался Пашка. — В темноте-то не видно, какой овес.
— А тут и видеть нечего, ишь, какой от него дух идет.
— Так и ты же давал.
— Давал, только из другого мешка.
— Будет вам, ребята, — остановил перебранку Виктор Афанасьевич. Теперь стало понятно, почему заболели не все лошади. Оставив присматривать за лошадьми Плетнева и Пашку, Виноградов с Вагановым и Сашкой ушли после завтрака вниз по реке.
Когда они вечером вернулись в лагерь, узнали, что четыре лошади из десяти пали.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Отряд оказался в тяжелом положении. Осталась одна вьючная лошадь, а груза было много. Теперь, чтобы двигаться дальше, пришлось бы завьючивать верховых, а кому-то идти пешком. Это затормозит продвижение разведчиков, ибо, как говорится в пословице, пеший конному не товарищ. Но пока Виноградов не собирался переносить лагерь.