Огонь блаженной Серафимы

Коростышевская Татьяна Георгиевна

— Ну, ваша шайка именно меня хороводит, — обиженно протянула я. — Огоньку захотелось?

— Твой огонь для нас, — отвращения стало еще больше, — что-то навроде дурманного зелья для человеков, не особо приличная страсть. Будь ты просто чародейкой, даже великой, тебя бы давно надкусили да выбросили, может, даже Крампусу на потеху отдали, низшие демоны до подачек охочи.

— Значит…

— Значит, сейчас мы сыграем для Натальи Наумовны чудесное представление, а после твоими сонными запорами займемся. Хозяин, когда понял, что ты сновидица…

— А хозяйка?

— Что? —

Навья настороженно на меня посмотрела.

— Когда он узнал? — быстро вбросила я следующий вопрос. — Вы специально меня на Руян отвезли?

— Не сразу узнал… — Она говорила неторопливо, будто в раздумьях. — Поначалу он только жар осязал, шутил еще по-всякому. А вот когда ты на речовки не среагировала…

— Какие еще речовки?

— Ну такие… для барышень и человечков. Роза для розы? Так он тебя подманивал?

Припомнив странные от князя записки, я кивнула:

— Да, я еще подумала, что за чушь?

— А должна была томление ощутить и прибежать на зов.

Подумав, я спросила:

— Это что-то вроде аффирмации?

Навья пожала плечами:

— Чего не знаю, того не знаю. Мне колдовство речей неподвластно.

— А что подвластно?

— Запоры снимем, я тебе покажу.

Я поежилась, будто от холода, но все же решилась:

— Когда вы князя подменили и почему никто не заметил?

Удавка резко затянулась на горле.

— Много воли себе взяла? — зашипела навья. — Решила, мы с тобою подружки? Вызнала все, лисица, вынюхала. Притворщица! Кокетка! Думаешь сама супротив нас выстоять? Не выйдет! Мы везде проникли, во все сферы, отовсюду защищены. Сыскари твои зубы об нас первые обломают, даже чародеи. И Зорин твой первый пострадает. Иванушка… Тьфу! Я его себе после заберу, у него сила мягкая, не чета огню.

В голове шумело, я хрипела, силясь вдохнуть, забилась на постели, раскинув руки. Камея, казалось, болталась уже в горле на манер колокольного язычка.

Эх, Серафима, перестаралась ты. Интересно, а призраков в сновидцы пускают? Примет тебя Артемидор обратно без телесности? Вот и попробуешь, недолго уже.

Воздух ворвался в легкие с громким всхлипом и пронзил виски болью. Я закашлялась, разбрызгивая слюну.

— Перестаралась? — ласково спросила навья. — Ну ничего, впредь, дитятко, осторожнее будешь.

Она пружинисто поднялась, разгладила подол платья:

— Лежи тут пока, я погляжу, что там Наталья Наумовна наготовила.

Дверь она за собой не прикрыла, и створка моталась из стороны в сторону, будто не в силах выбрать только одну. Право, лево, право…

Сигизмунд. Маняшу забрал себе нав Сигизмунд, которого называют старый пан, Савицкий. Он один из тех лихих людишек, про которых говорила нянька.

Его я убью. Правда, я еще никого не лишала жизни, но зло должно быть наказано.

Нет, если бы не он, Маняша была бы уже мертва. Навья этого не говорила, но они явно собирались избавиться от ненужного им тела гризетки, и от Маняши в нем заодно.

Значит, не убью, значит, судить Сигизмунда Кшиштовича надобно.

Я улыбнулась, вспомнив, как мы с Гелей потешались над многотрудным именем старика.

Что еще удалось узнать?

Вроде и немало, только полезного с гулькин нос. Князь вовсе не князь, а нав в сиятельной шкуре. Ну, это я и раньше подозревала. Лулу на мой прямой вопрос разозлилась, но не возразила. Везде у них свои человечки… Мамаев говорил, что сеть распространителей дурманных зелий и запрещенных артефактов в столице разветвлена и обширна и что, исходя из этого, покрывают торговлю в заоблачных властных верхах. Эльдар подозревал, что князь Кошкин в преступлениях замешан, но прямых доказательств не имел, ниточка оборвалась убийством Аркадия Бобынина. Кузен был связан с князем, напрямую связан, наверное, от него и гризетку для Наталии получил. Когда Лулу в доме появилась? Лет пять назад, наверное? Натали что-то такое рассказывала.

Эх, Наталья… Даже и не знаю, каким словом тебя обозвать. Да попроси ты меня о чем угодно, я бы отдала, сделала. Ну да. То-то ты, Серафима, ее один на один с братом оставила, на поругание. Помогла? Поэтому осуждать Наташку не смей.

Осознав, что мой внутренний монолог превратился в диалог, я слегка испугалась, что действительно лишаюсь разума. Одно дело сновидческую экспрессию миру являть, а другое — с внутренними голосами беседовать.

Однако, может, я и блаженная, но отнюдь не глупа. За последний час я узнала больше, чем за все прошедшие дни. Значит, тактика скандала оказалась действеннее выжидания.

Надеюсь, горничные восприняли указания Натальи Наумовны правильно, то есть сбежали.

Ну чего они там внизу застряли? Меньше часа до ужина, между прочим. Ко мне кроме князя с Суховым еще и Евангелина Романовна придет, в семейном узком кругу Новогодье встретить. А у нас не готово ничего, потому что слуги отосланы, а кузина с подельницей обряд какой-то человекопротивный собираются совершать. И ладно бы делали уже, так нет, тянут чего-то.

Прикрыв глаза, я, кажется, задремала, потому что Аркадий Наумович с ликом спокойным и кротким прошел сквозь стену и завис в аршине над постелью.

— Чего не удалишься? — недовольно спросила я. — Ждешь, пока тело земле предадут?

Он покачал головой, пошевелил беззвучно губами.

— Не слышу, кузен, я тебя не слышу. — Я повернулась на бок и накрыла голову подушкой. — Ступай…

В углу комнаты сидел незнакомый старик с бородою столь длинной, что она укрывала его колени и спадала до самого пола седым водопадом.

— И вы, дедушка, ступайте!

Из-под кровати показалось бледное лицо какой-то дамы, судя по цвету и припухлостям, утопленницы. Я бросила в нее подушкой:

— Прочь! Все убирайтесь. За ваши пути я не отвечаю.

— Что это с ней? — визгливо спросила появившаяся в дверях Натали. — Приступ?

— Обряда страшится. — Навья заглядывала ей через плечо, лучась злорадством. — Я же, барыня, о том, что ее ожидает, рассказала, не удержалась.

Они захихикали, будто подружки, замыслившие шалость.

— Ну и что делать будешь? — спросила меня Наталья.

Удавка дрогнула, впиваясь в кожу.

— Не сможет вам Серафима Карповна отвечать, — пропела навья. — Бархотка сия речи ее лишила.