Огонь души
Шрифт:
Тоска по дому. Она тосковала по дому. Конечно, так и было.
Он хотел спросить ее, поговорить с ней о ее одиночестве, облегчить его, но пока думал, как сделать это, чтобы она поняла, Астрид заговорила снова.
— Я… пленник здесь.
Неужели она верит, что король все еще намерен бросить ее в тюрьму за нападение на епископа?
— Нет, Астрид. Больше нет.
— Ja, — возразила она. — Всегда.
Леофрик положил руку ей на плечо и слегка потянул. Она без сопротивления повернулась к нему. Ее глаза были ясными, но печальными.
— Ты не пленница. Ты можешь приходить и уходить,
— Не домой. Не ходить туда.
— Нет. Прости. Но теперь это место может стать твоим домом. Со мной, — он притянул ее ближе. — Позволь мне сделать тебе ребенка. Мы создадим семью, и ты увидишь, что это твой дом.
Леофрик положил руку на ее плоский живот, чтобы убедиться, что она поняла.
— Пожалуйста.
Как обычно, Астрид заставила его пролиться вне ее тела ранее ночью; она не хотела быть беременной. Но он хотел, чтобы она носила его ребенка; любые сомнения, которые его отец мог впоследствии высказать по поводу пригодности Астрид в качестве супруги, могли быть отброшены при мысли о наследнике — законном наследнике. Более того, он верил в то, что только что сказал ей: если у нее будет ребенок, она сможет пустить здесь корни. Это успокоит ее и поможет найти смысл жизни.
Кроме того, он просто хотел, чтобы она родила ему ребенка.
Но она покачала головой.
— Никакого ребенка. Пленник.
— Нет, Астрид, это не так.
Ее улыбка была печальной и решительной.
— Ja.
Она положила голову ему на грудь. С болью в сердце Леофрик обнял ее — и не стал возражать.
Пока.
Если она будет продолжать изучать их язык и их обычаи, если она будет принадлежать ему, и если примет их веру и они поженятся — да, возможно, даже лучше будет подождать, пока они поженятся, и только потом заводить ребенка. В любом случае, она не была готова к этому шагу. Так что, если Астрид еще не беременна, он хотя бы поможет ей подготовиться к тому, чтобы это принять.
Он поможет ей увидеть, что она дома.
— Возвращайся в постель, любовь моя.
Он почувствовал ее кивок у себя на груди и потянулся закрыть окно, но Астрид схватила его за руку.
— Держи. Пожалуйста.
— Открыть?
— Ja.
Леофрик улыбнулся ей и убрал шелковистые светлые пряди с ее глаз.
— Ты меня согреешь?
Улыбка, которой она одарила его, была искренней и любящей и немного успокоила его. Астрид скользнула рукой по его груди, вниз по животу и крепко обхватила его набухшую от прикосновения плоть.
— Ja. Сделать горячо.
Он поднял ее, и она обвила ногами его талию. Мех спал с его плеч, но на кровати были и другие — и его женщина была с ним. Они сами создадут свое тепло.
Он уложил ее и укрыл их обоих одеялом, и когда зимний ветер снова подул на них, Леофрик решил, что сделает все, чтобы Астрид почувствовала себя свободной.
17
Леофрик предпочитал спать, прижавшись к ней всем телом, но Астрид редко спала с кем-то так близко. Более того, после черного места — он называл его Черными Стенами, и это было уместно, но она никогда не думала о нем иначе, как о черном месте, — она не могла засыпать, если чувствовала себя несвободной.
Поэтому в те ночи,
Часто в предрассветные часы Леофрик снова находил ее и обнимал, и она позволяла ему снова притянуть себя ближе, даже если это означало, что сон для нее закончился.
В прежней жизни, когда она была Девой-защитницей, ей и в голову не пришло бы уделять мужчине такое внимание. Теперь же ей и в голову не приходило отказать Леофрику.
Неужели любовь всегда так сильно меняет человека? Или она уже изменилась там, в черном месте, и просто полюбила мужчину, который ее спас? Она никогда раньше не чувствовала любви и понимала это чувство меньше, чем мир, в котором теперь приходилось жить. И то и другое, казалось, управляло ею так, что Астрид не могла этого понять.
Леофрик часто говорил о ее безопасности — что она в безопасности, что он будет охранять ее, что он поклялся в этом своей собственной жизнью — как будто это был его долг. Он спас ее, так что, конечно, он всегда будет думать о долге. В этом мире Леофрик был в своем праве. В этом мире Астрид не могла спасти себя. Без топора или щита, без друзей, без статуса она была в безопасности только до тех пор, пока он был рядом, чтобы защитить ее.
Она любила его, но ненавидела это.
И она ненавидела это место.
Пришла зима, а вместе с ней — холодные северные ветры и одиночество, от которого мерзло ее сердце. Астрид никогда раньше не знала ничего подобного. Даже в черном месте она не скучала по дому так сильно. Тогда она надеялась, что когда-нибудь снова увидит Гетланд. Теперь она знала, что не вернется туда никогда.
Снега здесь не было. Никакого белого покрывала, накрывающего мир в сверкающей, чистой тишине. Никакого уютного костра в яме длинного дома, где люди собирались вместе, чтобы согреться весельем, медом, мясом и смехом. Здесь люди прятались в своих бесцветных одеждах от туманного дождя и уныния, кое-как проживали лень, а затем запирались от других людей на ночь.
Будучи в отряде ярла, Астрид восхищалась густой листвой и буйством разнообразной зелени. Она считала этот мир красивым. Но все эти цвета исчезли, когда подули северные ветры.
Зима дома была ослепительно белой и голубой, а ночное небо часто танцевало дикими красками. Здесь зима была просто серой. Серой, промозглой и мертвой.
Размышляя об этом в постели и наблюдая за безразличным рассветом, пробивающимся в окна, Астрид вздохнула.
Это был мир, в котором она жила сейчас, и если она хочет жить здесь и дальше, то должна научиться делать это здесь. В этом мире не было места для Дев-защитниц, поэтому ей придется стать кем-то другим. Найти новую силу.
Леофрик хотел жениться на ней. Он хотел сделать ее беременной и возложить на ее голову корону. Для него это был ответ на все.
Он был разочарован, когда пришла ее кровь, что значило, что его семя не пустило корни в ту первую ночь. Астрид почувствовала облегчение. Она не могла придумать более явного свидетельства тому, что потеряла себя, чем рождение ребенка. За все годы, что она была Девой-защитницей, она ни разу не подумала о том, чтобы завести ребенка. Это было для нее самой ясной истиной: нельзя быть одновременно и защитницей, и матерью.