Огонь и пепел
Шрифт:
Она схватила три разные руки, две из которых принадлежали другому мертвому.
Она ослабила лассо и попробовала снова.
И снова.
И снова.
После восьми попыток ее ругательства лились потоком, и она использовала такой красочный и насыщенный язык, что Бенни был весьма впечатлен.
Наконец девушка отошла от лощины и кинула лассо на траву.
— Вот и весь твой гениальный план, — проворчала она. — Могу с таким же успехом повеситься на этой штуке.
Она сердито двинулась прочь, отошла примерно на десять шагов и остановилась. Девушка
Бунтарка сказала это.
Повеситься.
Они посмотрели на лассо. Все улыбнулись.
Десять секунд спустя они стояли на коленях на краю лощины, свешивая намного меньшую петлю в тень.
— Немного влево, — сказал Бенни. — Нет, это слишком. Назад… назад.
Лайла сидела рядом с Бунтаркой, и ее копье смотрело вниз, с помощью лезвия она отталкивала тянущиеся руки и подталкивала петлю к Ортеге.
— Еще немного… — выдохнул Бенни. — Немного…
Край петли задел лицо зома. Все задержали дыхание, и с бесконечной осторожностью Бунтарка продела петлю через голову мужчины, а потом медленно-медленно опустила ее, чтобы она висела под его подбородком.
— Сейчас! — крикнула Никс, и Бунтарка дернула веревку. Свободная петля затянулась, плотно обвивая горло сержанта Ортеги.
Он был у них в руках.
Ну, почти.
Он все еще находился в яме.
Ребята схватили веревку и начали тянуть.
Бенни, хоть и стройный, был самым тяжелым из них, но, как и девушки, он потерял вес из-за трудностей войны, частых ранений, небольших рационов и стресса.
Сержант Ортега до смерти и начала процесса разложения весил, должно быть, килограммов 120. Сейчас его вес составлял примерно сотню килограмм. Преимущество в весе было два к одному, но они тянули сверху, и большая часть веса сержанта находилась под ними, а поднять его нужно было на шестиметровую стену. Пока он боролся, извивался и дергался.
Из гениального плана это превратилось в жесткую борьбу. Солнце палило в небе, пот бежал изо всех пор. Ребята уперлись ногами в песчаную почву, используя кустарники для сцепления. Они стонали и рычали, кричали и ругались.
Сержант был невозможно тяжелым. Казалось, будто он весил килограммов пятьсот. Они отступили еще сантиметров на тридцать.
И лишь настолько они и смогли продвинуться.
Бенни тянул и тянул, пока кровь не начала петь в его ушах, а в глазах стали расцветать черные маки.
Наконец они свалились. Их руки болели, легкие горели от нехватки кислорода. Все лежали, растянувшись там, где упали, все, кроме Никс, которая, словно жертва на поле битвы, подползла к краю лощины и посмотрела вниз.
Никс, которая не любила ругаться, повторила несколько высказываний Бунтарки, произнесенных пару минут назад.
— Что? — апатично спросил Бенни.
— Дело в зомах, — сказала она.
Бенни поднял голову.
— Что?
— Они схватили Ортегу, как только мы начали тянуть. Некоторые из них все еще его держат.
Бенни
Наконец Лайла выдавила из себя одно единственное слово. Утверждение и вопрос.
— Квадроцикл?
Бенни показалось, что Бунтарка начала смеяться первой. Его глаза были закрыты, поэтому точно он сказать не мог. Сначала она, а потом послышался трескучий призрачный смех Лайлы, затем Никс. Потом и сам Бенни. Они взорвались смехом, лежа на высохшей коричневой траве.
44
Когда ребята смогли встать на ноги, они привезли квадроцикл Бенни, привязали конец веревки к задней части «Хонды», включили двигатель и вытащили сержанта Ортегу из лощины так же легко, как морковку выдергивают из земли. Вместе с ним вылезли четыре зома. Лайла и Бунтарка ждали их, и лезвия сверкнули в солнечном свете. Иссохшие руки держались за большого сержанта, но заканчивались у локтей.
Пока Бенни оттаскивал сержанта Ортегу от лощины, Никс бежала рядом с зомом трусцой, а ее «разящий монстра» был занесен для упокаивающего удара.
Но ей не пришлось этого делать.
Солдат неподвижно лежал на траве.
Бенни выключил двигатель и побежал к Никс. Бунтарка и Лайла присоединились к ним. Сержант превратился в кучу рук и ног. Его лицо казалось умиротворенным в этом спокойном отдыхе последней смерти. На первый взгляд он напоминал любого другого зома. Не такой высохший, как люди, погибшие в Первую ночь, но все еще весь словно из дубленой кожи после солнца Невады. Единственное, что с ним было не так, это шея.
Она была слишком длинной.
На несколько сантиметров длиннее обычной.
Из-за тяги квадроцикла и других зомов, прицепившихся к нему, кости шеи разделились, а позвоночник растянулся и лопнул. Если бы натяжение было чуть сильнее, оболочка из кожи и мышц, составляющая его шею, порвалась бы, и они вытащили бы из лощины только голову.
Ребята встали вокруг него, и их тени падали на зома подобно савану.
— Я рада, что нам не нужно упокаивать его, — сказала Никс. Остальные, даже Лайла, кивнули.
Бенни присел на колени и поднял ремень сумки. Ему пришлось приподнять неподвижную голову сержанта, чтобы снять ее. Бенни поморщился, но все равно сделал это. Как только он снял сумку, Никс и Бунтарка присели на колени и начали обыскивать карманы сержанта, выкладывал содержимое на чистый участок земли. Лайла раскладывала вещи.
Они нашли ржавый универсальный инструмент; жетон для игры в покер из Лас-Вегаса, который Ортега, скорее всего, носил с собой в качестве талисмана на удачу; пластиковую карманную расческу; карандаш, который словно был заточен ножом; и несколько сложенных бумажных купюр неизвестной валюты. Вместо изображения президента центральным рисунком была звезда, и Бенни увидел фразу на латыни: POPULUS INVICTUS.
Никс, читая через его плечо, перевела: «непобедимый народ».
В отличие от Бенни, она уделяла внимание языкам.