Огонь и сера
Шрифт:
Глаза Рокера вновь цинично блеснули. Но что это было: одобрение или насмешка, Хейворд не поняла. Сослуживцы любили Рокера, и репутацию он имел отличную. Однако комиссар печально прославился тем, что по его лицу никто ничего не мог прочесть.
– Бак – разумный член общества? – переспросил Грэйбл. – Да он убийца, возомнивший себя Христом! Как с ним общаться? «О, Иисусе, не угодно ли провести демонстрацию?»
Психолог прыснул. Хейворд взглянула на него, он – на нее. Взгляд Уэнтворта проникся еще большим сочувствием. Похоже, он знает что-то такое, чего
– А если ваш план не сработает? – спросил комиссар Рокер.
– Тогда, – ответила Хейворд, – я уступлю... э-э... мистеру Уэнтворту.
– Док... – начал было Уэнтворт, но его перебил Грэйбл:
– Комиссар, у нас нет времени пробовать сначала один план, затем другой. Бака надо брать прямо сейчас. Оставим ему только право решать: идти добровольно или в наручниках. Сделаем все четко и быстро – на рассвете. Его последователи опомниться не успеют, а он уже будет париться у нас в каталажке.
Молчание. Рокер оглядел оставшихся – тех, кто еще не высказался.
– Господа?
Двое офицеров закивали. Похоже, психолог и Грэйбл склонили всех на свою сторону.
– Что ж, – сказал Рокер, вставая. – Мне ничего не остается, как только присоединиться к единодушному решению. В конце концов, нельзя же выслушивать психолога лишь затем, чтобы не согласиться с ним.
Он посмотрел на Хейворд. Капитан ничего не смогла прочесть по лицу комиссара, но взгляд его был вовсе не безразличный.
– Зашлем в лагерь небольшую группу, как предлагает Уэнтворт, – продолжил Рокер. – Двух офицеров. Капитан Грэйбл, вы – первый.
Грэйбл удивленно посмотрел на него.
– Мы все видим, как вы болеете за свой округ. И ведь именно вы ратуете за решительные действия.
– Конечно, сэр.
– Кстати, Уэнтворт предлагал отправить женщину. – Рокер кивнул на Хейворд. – Это будете вы.
В наступившей тишине Грэйбл и Уэнтворт переглянулись.
Однако взгляд Рокера по-прежнему был обращен к Хейворд. В глазах комиссара она прочла: «Вы мой единственный разумный сотрудник».
– Баку польстит, что к нему придут двое старших офицеров. Выходит, мы с ним считаемся. Грэйбл, – повернулся Рокер, – назначаетесь ответственным за операцию. За вами – детали и расписание. Совещание окончено.
Глава 64
На следующее утро д'Агоста и Пендергаст вновь отправились на площадь Санто-Спирито, на этот раз на лодке. День выдался ясный, и д'Агоста щурился на яркое солнце.
– Вы отчитались перед капитаном Хейворд? – спросил фэбээровец.
– Да, перед тем как лечь спать.
– Она сообщила что-нибудь интересное?
– Ничего особенного. Версии по Катфорту завели в тупик. Записи камер безопасности в доме ничего не дали. Похоже, повторяется ситуация с Гроувом. А теперь еще все нью-йоркские шишки заняты по горло проповедником, который оккупировал Центральный парк.
Сонливой атмосферы как не бывало: на ступеньках фонтана разместилась большая группа молодых людей
– Смотрите под ноги, Винсент, – криво усмехнулся Пендергаст. – Флоренция – это чудесное сочетание высокого и низкого. – Он обвел рукой кучки собачьего дерьма, затем указал на величественное здание на южной стороне. – Например, палаццо Гуаданьи, ярчайший образчик зодчества эпохи Ренессанса.
Первый этаж дворца был выстроен из грубых серо-коричневых блоков, а верхние покрывала желтая штукатурка. Строгую изысканную конструкцию венчала лоджия – крытый портик, опиравшийся на каменные колонны.
– На первом этаже – офисы, – пояснил Пендергаст. – На втором – языковая школа, а на третьем синьора Донателли содержит пансион для студентов. Именно там в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году встретились Бекманн и остальные. Синьора Донателли – хозяйка палаццо, последняя из Гуаданьи.
– Думаете, она вспомнит четырех студентов, которые жили тут три десятка лет назад?
– Попытка не пытка, Винсент.
Осторожно перейдя площадь, друзья прошли в огромные деревянные ворота, обитые железом. Оказавшись в некогда роскошном, а ныне мрачном сводчатом проходе, взошли по лестнице на площадку второго этажа. Там с карниза под поблекшей барочной фреской свисал кусок потрепанного картона. На листе твердой рукой была нарисована стрелка, а надпись сообщала: «Приемная».
Для такого шикарного здания приемная оказалась непростительно маленькой – захламленное, но уютное гнездышко, разделенное надвое деревянной перегородкой с фрамугой. С одной стороны старинного письменного стола побитыми сотами выстроились почтовые ящики, с другой – стояла вешалка для ключей. В приемной сидела миниатюрная пожилая дама, одетая с невероятным изяществом; на ее шее и в сморщенных ушах д'Агоста заметил камни, похожие на настоящие бриллианты.
Она встала, и Пендергаст поклонился:
– Molto lieto di conoscerLa, signora [59] .
– Il piacere emio [60] , – твердо ответила дама, после чего добавила по-английски, с акцентом: – Вижу, вы не комнату пришли снять.
– Нет, – ответил Пендергаст и показал ей удостоверение.
– Вы из полиции?
– Да.
– Что конкретно вам нужно? У меня дела, – остро и с угрожающей интонацией предупредила дама.
– Осенью тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, насколько я знаю, здесь жили четверо американских студентов. Вот фотография. – Пендергаст показал снимок Бекманна.
59
Очень рад встрече, госпожа (ит.).
60
Взаимно (ит.).