Огонь и вода
Шрифт:
– Скажи, а ты вообще откуда знаешь про того герцога Вьевилля, ну, старого? Ты о нём читал? – вдруг спросила она.
– И читал, и ещё мне рассказывали. Бабушка рассказывала, когда я был совсем маленьким.
– А что читал?
– Семейную хронику. Есть такая толстенная книжища в переплёте из кожи. И в ней записывали про каждого Вьевилля с незапамятных времён. У кого родился, кого взял в жёны или за кого выдали замуж, то есть – с каким родом связь. И какие дети, и тоже с какими родами они оказались связаны, и чем знамениты.
–
– Мы не были королями, никто за нами не записывал, приходилось самим, - подмигнул он.
– В Лимее, в тамошней церкви, у нас тоже есть книга, но там только крещения, венчания и отпевания.
– И ещё учебники истории, - усмехнулся он. – Вот ведь, выдала судьба принцессу. Нет, ты не думай, я доволен. Великому герою нужна принцесса, обязательно. Я, правда, великим стать не успел, ушёл в отставку раньше, но может, ещё стану?
– Я, строго говоря, тоже та ещё принцесса. Если уж по букве закона, то уже мои дети никакими принцами не будут.
– Твои дети будут по мужу, а не принцы.
– Если я решусь на них когда-нибудь, - усмехнулась она. – Покажешь хронику?
– Покажу. Я и вообще могу весь дом показать, он реально огромный, целый день можно ходить, и всего не увидеть. И ещё, кстати, есть записки той самой принцессы Катрин, которую тебе в кино показали, то есть во сне.
Её брови очень мило взлетели вверх.
– А кто-нибудь когда-нибудь публиковал эти записки? Я бы почитала. Может быть, есть в сети?
Он расхохотался.
– Да кому это было бы нужно! Нет, конечно, это тоже такая, знаешь, книжица, исписанная стародавними буквами, нужно очень долго смотреть, чтобы эти буквы сложились хоть в какие-то понятные слова! Ты вообще хоть раз видела своими глазами старинный текст?
– Видела, - кивнула она. – В Лимее хранятся письма первого короля из Роганов, Анри – в специальной витрине, под стеклом. Они и раньше хранились под стеклом, но отец пару лет назад заказал настоящее магическое музейное оборудование – такую штуку, в которой едва ли не воздух откачивается, чтобы листы не рассыпались от времени, и освещение там только в тот момент, когда ты смотришь, и очень слабое, чтобы чернила не выцветали.
– А читать как?
– А там рядом экран, ты можешь сесть и прочитать, всё давно оцифровано.
– Знаешь, - задумался вдруг Рыжий, - как ты думаешь, а он, тот король Анри, хотел, чтобы его вот так, под стекло, без света и воздуха?
– Он сам благополучно разложился в семейном склепе, - с нервным смешком ответила Фиалочка. – На его могиле очень красивая беломраморная статуя. И рассказывают, что его ближние люди и его сыновья настояли, чтобы сделали именно статую, и там он молод и прекрасен, и его супруга, королева Антуанетта, тоже. Никаких молящихся скелетов, а это, кажется, было модно в то время, и никаких королевских усыпальниц в столице. И в итоге столичную усыпальницу разрушили в революцию, а Лимей хорошенько скрыли, и он пережил. И вся
– У нас тоже сохранилась. Но обе книги – и историю рода, и записки принцессы – можно открывать и читать, просто руками. И я так и делал, когда был маленький. Сначала рассматривал картинки, потом читал, когда научился. Если хочешь – и тебе покажу.
– Хочу, - она была серьёзна. – Вообще хочу посмотреть на тот твой дом. Скажи, а твои родители? Что с ними?
– Погибли во время взрыва на стадионе, мне было три года. Какой-то урод решил взорвать президентскую ложу, а они сидели именно там. Урод, я слышал, умер на месте, а у первых лиц государства с тех пор магическая охрана.
– И.. с кем ты жил?
– У моей матушки два брата, старший и младший, она была средняя. Дядя Шарль военный, а дядю Готье ты знаешь. А где твоя матушка? У тебя же только отец?
– Она любила горы, - вздохнула Фиалочка, глядя на салфетку. – Отец пытался ей запрещать, она только смеялась, тогда он просил, чтобы она туда больше не ходила, и она даже обещала, а потом они поссорились, и она уехала. И не вернулась. Говорят – лавина. От неё не осталось ничего, урна в склепе пуста.
– Она была магом?
– О да, сильным воздушником. И говорила, что нигде нет такого пространства, как в горах. Наверное. Я ни разу не отважилась подняться ни на одну вершину. Жиль наоборот – сказал, что когда-нибудь отправится туда, откуда она не вернулась, и непременно вернётся.
– Сколько тебе было?
– Восемнадцать.
– И… что ваш отец?
– Стал ещё суровее, хотя я думала, что это невозможно.
– Но ты всё равно самая красивая на свете.
– А ты просто замечательный. Как ни посмотри.
Темнело, красивый вид с террасы постепенно пропадал в ночи, подсветка показывала какой-то совсем другой город, не тот, который они видели с этого же места пару часов назад.
– Домой? – спросил он.
– Да, - кивнула она. – Может быть, пешком? Здесь ведь не очень далеко?
– Нет, пойдём. Твоя обувь позволит?
– Да, вполне.
Это оказалось гениально – выйти в ночную прохладу и пойти по булыжным мостовым, помнившим, наверное, и маршала Вьевилля, и его сына-кардинала, и короля Анри. Ну, может быть, не каждый камень, но уж наверное, есть некоторые? А если спросить знаменитых землероек?
– Скажи, Фиалочка, твоя приятельница-геолог может общаться с камнями мостовой?
Рыжий в детстве слышал сказку о том, что камни запоминают всё-всё, и если уметь, то можно разговорить их и очень многое узнать.
– Не знаю, - рассмеялась она. – Могу спросить.
– Это не слишком важно, так, просто, в голову пришло.
– О чём спрашивать-то?
– О том, сколько им лет, кто по ним ходил и ездил.
– Может быть, проще где-нибудь в определённом месте? Возле твоего дома, если ты говоришь, его давно не перестраивали?