Огонь измены
Шрифт:
Никита заискивающе лепечет то из-за одного моего плеча, то из-за другого:
– Любимая, ты всё не так поняла. Это было первый раз. Обещаю, никогда больше не повторится. Я тебя очень люблю, а с Аринкой - наваждение какое-то.
Я не смотрю на него, стараясь говорить как можно равнодушнее, отмахиваюсь:
– Да, да, я понимаю. Давай дома обсудим. Не волнуйся ты так. Да успокойся же, всё нормально.
А сама, как загипнотизированная,
– Я не буду забирать Серёжку. У меня много дел! Вы что там, безрукие все? Или тупые? Чему вас только в ваших педагогических учили? Ты не знаешь, как ребёнку температуру сбить? Дай ему микстуру какую-нибудь. Ну, что ты пялишься? Денег надо тебе на лекарства, а? Да на вот, подавись.
Роется в карманах пальто и швыряет мне в лицо пятитысячные купюры.
– Вот покупай что угодно, только уйди уже отсюда! Не хочу тебя видеть! И сына заберу в восемь, не раньше.
Всё это так противно, унизительно и мерзко, что я начинаю задыхаться. Хватаюсь рукой за шею, глажу её. На глаза наворачиваются слёзы, но я сглатываю ком в горле, перекрывший мне кислород. Сдувая со своей куртки прилипшую к ней купюру, настырно гну собственную линию:
– Пусть кто-то из родственников заберёт Серёжу. Ему плохо. Отец, бабушка...
Краем глаза отмечаю, что муж свалил из кабинета. Не оглядываюсь, разворачиваю плечи, распрямляю спину, мысленно выстраивая за ней стену. Беги, беги. Трус. Предатель. Подлец. С тобой позже разберёмся.
Тем временем мать Серёжи несколько раз нажимает на экран смартфона и прикладывает его к уху. Через пару секунд возмущённым, звенящим голосом, переходящим в визг, требует:
– Соловей, твой сын заболел. Забери его из сада. Опять не можешь? А почему? Ну, конечно, только у тебя дела, да? Я сегодня, между прочим, на ресницы записана и на педикюр. Ну, и чего такого, что я мать? Я мать, а ты - отец, между прочим. Вот и занимайся с ребёнком, лечи его.
Вздыхаю. Всё понятно. Серёжка и отцу, похоже, не особо нужен. Родители, блин...
Разворачиваюсь и ухожу, не реагируя на истерические выкрики в спину:
– Слышь, как там тебя... Земфира Семёновна! Я не шучу. Раньше восьми меня не ждите. Детский сад работает до восьми. И Никита меня любит, а не тебя. Мы уже полгода вместе. Ему просто жалко тебя, вот и не уходит. А ты сама виновата, что удержать мужика не можешь. Давать ему надо было чаще.
Да пошла ты... Зажимаю уши. Как в тумане поспешно покидаю салон. Наконец, я на улице. Захлёбываюсь морозным воздухом, часто-часто моргаю, чтоб освободиться от слёз на ресницах и мутной пелены перед глазами.
Ничего не ответила этой шлюхе.
Папамамалогия
Не знаю, как продержалась остаток рабочего дня. Очень старалась не показывать, как мне плохо. А мне было безумно больно. Муж изменяет мне. И это не подозрение, а факт. Он разлюбил меня, а я и не заметила. Разве такое бывает? Между нами не было серьёзных конфликтов. Наша семейная жизнь протекала спокойно и размеренно. Я заботилась о нём,старалась быть примерной и понимающей женой. А он...
За Серёжей никто не пришёл ни через час, ни через два. Я несколько раз бегала на кухню к поварихе Любаше, полненькой и добродушной женщине. Она заваривала мне чай с малиной, которую по счастливой случайности принесла для себя из дома во время осенних простуд.
– Хоть немного, да поможет, - уверяла она, - малина как аспирин, и хорошо температуру понижает.
Серёжа с удовольствием пил ароматный напиток. Шептал:
– Спасибо, - и опять проваливался в сон.
А я возвращалась в группу к другим детям.
Помню тот день какими-то эпизодами, кусочками.
Дети всегда очень отзывчивы эмоционально. И они чувствовали, что мне трудно. Стоило мне присесть на стул на минутку, как рядом выстраивалась очередь из желающих влезть ко мне на колени.
– А можно, ты мне первому шапочку завяжешь, когда на улицу пойдём?
– теребит меня за рукав Кирилл, ревниво посматривая в сторону спальни, где лежит Серёжа.
– Какие красивые волосы, Зефирочка Зелёная, - ласково гладит меня по голове Алёнка, с тревогой заглядывая в глаза.
Следующий яркий момент случился во время уборки перед полдником. Я раскладываю игрушки по ящикам, присев на корточки у низких стеллажей. Ко мне подходит Настя. Молча подаёт мне то мячик, то куклу, наблюдает за моей реакцией . Не знаю, что со мной было, какой меня видели окружающие в тот день. Только через пару минут безмолвной помощи, Настя вдруг раскрывает объятия и участливо предлагает:
– Дай обниму.
Слёзы наворачиваются на глаза. Тянусь к ней. Обними, Насть. Мне так нужно, чтобы кто-то обнял.
Остальные ребята, заметив мой порыв, потихоньку оставляют свои занятия и собираются вокруг нас. Маленькие ладошки гладят меня по голове, по спине, некоторые дети обнимаются тоже. Я постепенно усаживаюсь на ковёр. Какие же вы хорошие у меня... А вот муж не пожалел. И не любит вообще. Всё изменилось в один миг. Я не ожидала предательства. И теперь даже не представляю, как справиться со своей болью. Как пережить... Слёзы сами льются по щекам, и я ничего не могу с этим поделать. Закрываю глаза ладонями и рыдаю в голос, отдалённо слыша голоса: