Огонь ласкает
Шрифт:
— Кон, побойся Бога! — Она удержала меня. — Это поставит его в неловкое положение и только все ухудшит. Думаю, нам остается только надеяться, что он ничего не слышал, и постараться забыть об этом. К тому же у нас есть еще проблемы. Слушай.
Оказалось, что Скэмп, наш кот, умер. Мария нашла его, пока мы резали падуб, и весь день была сама не своя. Сейчас она лежала в постели с головной болью.
— Не мигрень, — сказала мама. — Просто она слишком много плакала.
На следующее утро Кен кашлял, но это не особенно волновало его. Он сказал, что это продолжается
Сразу после завтрака он и мой отец отправились на долгую прогулку. Они прекрасно ладили. Саймон, честно объявив, что предпочитает взбираться вверх на машине, был вполне согласен пойти погулять с Марией, Линдой и Лулу. Я отказалась, сославшись на то, что должна помочь маме.
— Не стоило этого делать, детка, — сказала мама, когда я пришла к ней на кухню. Она провожала глазами эту компанию. Когда они поравнялись с деревом, на котором любил сидеть Скэмп, мы обе заметили, что Мария отвела глаза. Вчера вечером я много думала о ней. Она очень уж глубоко ушла в свои планы насчет работы медсестрой… Робина мы за всю неделю вообще не видели, и, как ни странно, он куда-то уехал на Рождество.
— Не хочешь взять пальто и догнать их? — предложила мама.
Я бы так и поступила, но надо было вытащить Марию на улицу, даже если пришлось внушить ей неверную мысль, что она должна пойти, чтобы не оставлять Саймона на растерзание Линде. Были и другие причины. У меня из головы не шел наш вчерашний разговор. Я покачала головой, и мама продолжила говорить:
— Ну, я все равно рада, что Мария пошла. Я за нее очень переживала вчера. Было так неудобно, еще при Кене. Он старался помочь, но не думаю, чтобы он знал, что надо делать.
— Еще бы, — заметила я. — Если бы он увидел, как кто-то плачет, готова поспорить, он убежал бы за милю.
— Ты думаешь? — небрежно спросила мама.
— Вот Саймон бы понял, — рискнула я.
— Возможно. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Он очень милый человек, детка. Он нравится и мне и папе. Как жаль его жену.
Я уронила нож. Они знали! Но кто рассказал им? Не Мария, я была уверена. Она сама сказала, что это никого не касается.
— Я не говорила об этом, мам, — напряженно сказала я. — Он не любит вспоминать об этом.
— Разумеется нет, и мы не будем. Кен нам вчера обо всем рассказал.
— Рассказал о чем?
— Ну, о том, что он потерял ее, когда они были женаты всего год. Правильно?
Насколько я знала, да. С какой стороны ни посмотри, Жаклин была потеряна для своего мужа. Кен, все равно по каким причинам, намного облегчил мое положение.
— Да, совершенно верно, — сказала я.
Одеваясь на следующее утро в церковь, я решила надеть шляпку из золотистого меха, которую купила для свадьбы кузины. Саймон, Кен, Мария и я шли на раннюю службу, родители — на позднюю. Когда я спустилась, Кен в куртке из овечьей кожи уже ждал.
— Счастливого Рождества! — радостно окликнула я.
Он повернулся, но больше не сделал ни одного движения. Это был один из тех моментов, когда он выглядел умиротворенным,
— Счастливого Рождества! Честное слово, ты выглядишь просто ослепительно!
— Ты про шляпку? Я купила ее для свадьбы, — призналась я. — Когда вернемся, вы не хотите позвонить Фионе?
— Нет, — вдруг ответил он. — У меня нет ее телефона.
— Для этого и существует справочная служба.
— Нет. Эти трехминутные разговоры совершенно бессмысленны.
Я в замешательстве сдалась.
Дорога до Рэтнези была просто сказочной. Звонили церковные колокола, фонари все еще горели, золотые на фоне темно-синего неба. Саймон, Мария и я пели «Я увидел три корабля». Кен не пел ни с нами, ни в церкви. Он много кашлял и не пошел причащаться, но, когда я спросила его, не обострилась ли его простуда, он отрезал:
— Я же сказал, что уже выздоравливаю. После завтрака пришло время открывать подарки.
Саймон подарил нам красиво упакованную корзину разных вин. Кен, в противоположность ему, купил каждому по подарку. Когда он выложил охапку свертков, у меня как-то глупо сжалось горло. Сколько хлопот! Я еще не встречала мужчину, которого не раздражали бы походы по магазинам перед Рождеством.
Под восторженные вопли Линды я получила свой подарок и уставилась на него, открыв рот. Я уже видела эту упаковку. Она приехала в офис у Кена под мышкой в пятницу, и он выглядел усталым, но довольным. Тогда я подумала, что это что-нибудь для Фионы, но вот карточка, на которой летящим почерком написано: «Для Кон. Наилучшие пожелания в это Рождество и все последующие. Кен».
— Ой, ну зачем вы так! — Я начала сражаться с оберткой. — Это же…
Я замолчала, подняв крышку.
— О Кон! — воскликнула мама. — О Кон, он чудесен!
Он действительно был чудесен — золотой свитер из ангоры.
— Он слишком красив, — неуверенно произнесла я. — И я никогда не видела такого цвета. Это мой любимый.
И снова остановилась. Я уже говорила ему об этом, когда благодарила в больнице за хризантемы. Неужели он запомнил? Было не похоже. Он довольно бесцеремонно отмахнулся от моей благодарности.
День был просто потрясающий, и после обеда мы отправились покататься на машине — впятером плюс Лулу; родители остались дома у камина.
— Повяжите что-нибудь на шею, — попросила мама Кена. — Вы уверены, что горло не болит?
Он сказал, что нет, и долго сопротивлялся, но мама была непреклонна, и наконец он взял один из папиных шарфов.
— За вами нужен глаз да глаз!
— Это предложение? — Он весело взглянул на маму.
Это был единственный проблеск оживления за весь день. Он вроде бы любил Ардбаун и его окрестности, но сегодня смотрел по сторонам молча, со скучающим видом. Мы приехали на холм возле Пайн-Форест, с которого открывался самый замечательный вид на много миль вокруг. Я думала, Кену хоть здесь что-то понравится, но он стоял, засунув руки в карманы, и явно не мог дождаться, пока все вернутся в машину.