Огонь Менестреля

Харрелл Анна

— Я… Да я понятия не имею, о чем ты говоришь!

Мэтью стиснул кулаки и тут же разжал их. Ему хотелось придушить этого ублюдка, но вряд ли это имело бы какой-то смысл. Просто некоторые люди, видимо, никогда не меняются.

— Проныра мне все рассказал, — произнес он. — Этот болван думает, что помогает тебе. Но Блоху стало известно об этом, и я хочу добраться до него прежде, чем он доберется до Проныры.

— А я тут при чем?

— Ты обязан ему.

— Нет. Он делал свое дело.

— А ты нет.

— Послушай, я вовсе не просил его о помощи.

— Знаю.

Но Проныра почему-то взял себе в голову, что твоя шкура стоит дороже, чем его. Хотя я так не думаю, Райдер. Если Отиса Рэймонда убьют из-за того, что он пытался тебе помочь, то я этого никогда не забуду и не прощу тебе. И я не стану молчать. На этот раз. Можешь не сомневаться.

— Если его убьют, то только потому, что он слишком доверял тебе!

— Давай, Райдер, рассказывай.

Мэтью смотрел на испарину, покрывшую лицо сенатора, но это не доставило ему никакого удовольствия.

— Отис Рэймонд — наркоман. Он конченый человек, — сказал Райдер. — Что бы он ни наплел тебе про меня, я буду все отрицать. А доказательств у тебя нет и не будет.

— Когда дело касается тебя, я не нуждаюсь ни в каких доказательствах.

Райдер облизнул губы.

— Не смей угрожать мне!

— Расскажи-ка мне о Камне Менестреля, Сэм.

— Я… я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ладно, тогда я расскажу тебе, что мне удалось выяснить. Рахель Штайн — та, которая была с тобой на концерте в Линкольн-центре, — сообщила нечто такое, что заставило тебя всерьез подумать о Камне Менестреля. Ты решил, что, заполучив Менестреля и передав его Блоху, ты сможешь решить все свои проблемы. А добраться до алмаза ты хотел при помощи некоего голландца де Гира. Он поехал в Антверпен к Джоханнесу Пеперкэмпу, и оттуда они вместе отправились за камнем в Амстердам. Но у него ничего не выгорело. Так, Сэм?

Мэтью с отвращением смотрел на побелевшее, испуганное лицо сенатора, с проступившими вокруг рта морщинами. Осведомленность бывшего пилота явно обескуражила Райдера. Старк все тем же уверенным, бесстрастным тоном заметил:

— Райдер, только не надо делать вид, что сейчас ты грохнешься без чувств. Ответь мне, у старика камня не оказалось?

— Мэтью… — Райдер перешел на патетический шепот. — Мэтью, ты сам не понимаешь, что несешь!

— Отвечай же наконец!

Черт, подумал Старк. О, черт! Конечно же, у старика не было камня. А значит, он у кого-то из оставшихся Пеперкэмпов. Догадался ли об этом Райдер? Или де Гир, или Блох? Если уж у Фила Блоха возникнут подозрения, он обязательно проверит их. Мэтью опять сосредоточился на сенаторе, едва сдерживаясь, чтобы не припереть его к стенке и не заставить наконец заговорить. Но он никогда не действовал таким образом и не собирался учиться этому сегодня.

— Если с Пронырой или с Пеперкэмпами что-то случится, то я доберусь до тебя, Сэм. — Он даже не повысил голоса. — Ты по уши увяз в дерьме, но сколько бы его там ни было, я разгребу его и доберусь до тебя.

— Ты всего-навсего бывший писака, Старк. — Его голос вдруг прозвучал как-то пискляво, разрушая пафос слов. — К тому же, ты жадный. Тебе так хочется наскрести материал на

статью, что ты готов поверить в любую чепуху. Я не знаю, что тебе рассказал Отис Рэймонд, и меня это не волнует. Я тут ни при чем. Я не боюсь тебя, Мэтью. А теперь уходи отсюда.

Райдер костяшками пальцев смахнул капли пота, выступившие на верхней губе. Старк видел, что напугал его, но, похоже, недостаточно, чтобы тот заговорил. Или он считает, что Мэтью Старк не так уж страшен. Райдеру приходится остерегаться Филиппа Блоха; сержант не будет раздумывать и сомневаться, это не Старк, он пойдет напролом.

— Жаль, что я во Вьетнаме не выпихнул тебя, скотина, из своего вертолета, когда ты отколол тот номер.

— Уходи, Мэтью, — хрипло выговорил Райдер. — Черт бы тебя подрал! Уходи!

В темных глазах Старка была решимость.

— Не давай мне повода зайти еще раз. Это может плохо кончиться.

Шаджи сидел, поджав губы, его маленькие черные глаза сверкали яростью. Именно так она и представляла себе этот момент — он словно готов был с гиканьем взмахнуть одним из своих настоящих мечей и направить его на свою единственную ученицу Джулиану Фолл, она же Д. Д. Пеппер.

— Привет, Шаджи, — сказала Джулиана, сама удивившись непринужденности, с которой ей удалось произнести эти слова.

Он смотрел на нее не мигая.

— Тюрбан, — заметил он. — Господи помилуй! Сверкающий тюрбан!

— Обычно я не прячу волосы.

— И что, никто до сих пор не узнал тебя?

— Нет, ведь я все время перекрашиваюсь. Либо в розовый, либо в фиолетовый цвет. Иногда в голубой.

— Прекрати, — прошипел Шаджи.

— Как ты узнал?

— У меня есть несколько приятелей, которые бывают в клубах Сохо так же часто, как в Линкольн-центре и Карнеги-холл. Одному из них показалось, что он узнал тебя, но он решил, что обознался. И я… О Господи! У тебя совершенно нелепый вид.

Джулиана робко улыбнулась.

— Я знаю. Забавно, правда?

— Нисколько, Джулиана.

— А мне весело. Зачем ты пришел?

— Мне нужно было знать правду. — Он отпил мартини, которого, видимо, потребил уже изрядно. — О Боже! Джаз, поп, какие-то блюзы!

— Слушай, не будь ханжой. Так уж получилось, что я люблю и джаз, и поп-музыку, и блюзы.

Он вздохнул.

— Ты хоть представляешь себе, что будет с твоей репутацией?

— Знаешь, я с одиннадцати лет только тем и занимаюсь, что думаю о своей репутации. Если ты считаешь меня дурой, то почему не скажешь об этом прямо?

— Джулиана…

— Я знаю, что делаю. И мне все равно, как это повлияет на мою драгоценную репутацию. Вот именно, все равно. Мне нравится играть в «Аквэриан», а если это кого-то не устраивает, то пусть катятся к черту. Когда я становлюсь Д. Д. Пеппер, я перестаю быть собой, я не ощущаю на своих плечах той тяжести, которую Джулиана Фолл чувствует постоянно. Мне это необходимо, Шаджи. И даже если я паникую, то это только помогает мне, а вовсе не вредит. Мне нужна отдушина. А в смысле музыки это обогащает меня, а не истощает.