Огонь между небом и землей
Шрифт:
Мы взяли по коробке и пошли к машине. Поставили все в багажник, сели в автомобиль и поехали в сторону маминого дома.
Она кивнула.
— Я верю тебе. Но мы собираемся проведать твою маму, и я знаю, как сильно она тебя провоцировала.
— Я уже не тот ребенок, каким был.
— Да, я услышала тебя. Но поверь мне. Твоя мать осталась такой же. Иногда я думаю, что люди, и правда, не меняются.
— Они меняются, — сказал я. — Если дать им шанс, они могут измениться.
Она с трудом сглотнула.
— Надеюсь, ты прав.
Мы добрались
— Я останусь здесь.
— Внутри будет безопаснее.
— Нет. Все нормально. Я не очень хорошо переношу зрелище… такого образа жизни.
Я не осуждал ее.
— Я скоро спущусь.
Мой взгляд метнулся вдоль темных улиц, и я увидел несколько человек, тусующихся на углу, — точно так же, как и в моем детстве. Возможно, Эрика немного права. Возможно, некоторые люди, вещи и места никогда не изменятся. Но я должен верить, что некоторым это удалось. А иначе, что именно я сделал с собой?
— Просто не торчи там целую вечность, ладно? Концерт Келлана начинается через сорок пять минут, — сказала Эрика.
— Значит, это не мы потратили два часа, разглядывая тарелки, а?
Она показала мне средний палец. Уверен, в знак симпатии.
— Я быстро. С тобой здесь все будет в порядке?
— Со мной все хорошо. Просто поторопись.
— Эй, Эрика? — сказал я, вылезая из машины.
— Да?
Я еще раз оглядел людей на углу улицы, смотрящих в нашу сторону.
— Заблокируй двери.
Я не знал, на что шел. Знал, что будет плохо, но, полагаю, не знал, насколько плоха мама. Келлан всегда быстро заканчивал разговоры об этом, утверждая, что я должен заботиться о собственном благополучии, а не о мамином. Настало время для него последовать собственному совету. Но это означало, что кто-то должен ходить и проверять ее, и делать это придется мне. Я не мог подвести Келлана, когда он больше всего во мне нуждался.
Входная дверь была не заперта, и это меня изрядно встревожило — внутренности стянуло узлом. В квартире был полный разгром. Повсюду валялись пивные банки, бутылки из-под водки, пустые упаковки от таблеток и грязная одежда.
— Господи, мама… — пробормотал я сам себе в некотором шоке. Тот же сломанный диван стоял рядом с тем же отвратительным журнальным столиком. Я солгал бы, сказав, что не заметил пакетик кокса на нем.
Я щелкнул своим браслетом.
Просто дыши.
— Убирайся! — услышал я крик из кухни. Мамин голос был громким и испуганным. Сердце рухнуло в живот, и я вернулся в ад. Я поспешил в кухню, готовый вырвать ее из рук моего отца, зная, что каждый раз, когда она кричала, его кулаки пробивали ее душу. Но, войдя в кухню, я нашел ее одну в состоянии панической атаки. Она упорно, до красноты, расчесывала кожу. — Отвали от меня! Отвали от меня! — кричала она все громче и громче.
Я сжал руки и пошел в ее сторону.
— Ма, что ты делаешь?
— Они на мне повсюду! — кричала она.
— Кто на тебе?
— Тараканы!
— Мама, это я, Логан.
Тусклыми глазами она посмотрела в мою сторону, и на долю секунды она напомнила мне трезвую маму. А потом снова начала чесаться.
— Все хорошо. Все в порядке. Давай пойдем в душ. Хорошо?
Мне не составило большого труда усадить ее в ванну и включить над ней душ. Она продолжала расчесывать кожу, а я сел на крышку унитаза.
— Мам, Келлан сказал мне, что ты собиралась меньше употреблять?
— Да, — она быстро закивала. — Разумеется. Разумеется. Келлан предложил отправить меня в реабилитационный центр, но я не знаю. Я смогу сделать это сама. Кроме того, это стоит больших денег.
Она встретилась со мной взглядом и протянула ко мне руки.
— Ты пришел домой. Я знала, что ты придешь домой. Твой отец говорил, что нет, но я знала. Он все еще продает мне иногда, — она посмотрела вниз и начала мыть ноги. От вида синяков на ее спине и ногах я подавился. Я знал, что они оставлены моим паразитом-папашей. И от того факта, что меня не было там, чтобы встать между ними, я почувствовал себя практически таким же отвратительным человеком, как и он.
— Как ты думаешь, я красивая? — прошептала она. Слезы текли по ее щекам, но, думаю, она даже не понимала, что плачет.
— Ты прекрасна, мама.
— Твой отец назвал меня уродливой сучкой.
Я сжал руки в кулаки и сделал несколько глубоких вдохов.
— Да пошел он. Тебе будет лучше без него.
— Да. Конечно. Конечно, — она снова быстро закивала. — Я просто хотела, чтобы он любил меня, вот и все.
Почему мы, люди, всегда хотим любви от тех, кто неспособен на это чувство?
— Можешь вымыть мне волосы? — спросила она.
Я согласился и слегка коснулся синяков на ее коже, но она, похоже, даже не реагировала. Некоторое время мы сидели и слушали звук воды. Я не знал, как с ней общаться. Я даже не был уверен, хотел ли, но молчание слишком затянулось и через какое-то время стало неестественным.
— Я собирался завтра сбегать для тебя в магазин, мам. Хочешь отдать мне твою продуктовую карточку?
Она закрыла глаза.
— Вот так так! Дерьмо. Кажется, я забыла ее в квартире у подруги прошлой ночью. Она живет ниже по улице. Я могу сходить забрать ее, — сказала она, пытаясь встать, но я остановил ее.
— У тебя еще мыло в волосах. Промой их, оберни полотенцем и выходи в гостиную. Мы решим вопрос с едой позже.
Я встал и вышел. Оказавшись в гостиной, я бросил взгляд на пакетик кокаина на столе.
— Блядь…. — прошептал я, щелкая браслетом.
Сфокусируйся. Это не твоя жизнь. Это не твоя история.
Доктор Кан говорила, что, когда я покину реабилитационный центр, могут возникать моменты, в которые я обнаружу себя в секундах от того, чтобы ступить в беличье колесо моего прошлого. И тогда должен сказать себе, что это больше не моя история.