Огонь в океане
Шрифт:
Жестокий урок не излечил меня от моего увлечения. Я много лет еще не мог равнодушно слушать веселые звуки мазурки. Но свою вину я глубоко осознал. С тех пор я ни разу не опоздал на службу.
После окончания теоретической части третьего курса мы снова проходили практику в том же хорошо знакомом нам Финском заливе.
Нас расписали по небольшим, но довольно быстроходным катерам.
Наша «флотилия», состоявшая более чем из двадцати катеров, маневрировала вблизи берега, но самому плаванию придавался характер дальнего
*Мы начали учебу с простейших маневров. Курсанты поочередно становились рулевыми, штурманами, помощниками командира и, наконец, командирами корабля.
Через месяц все мы успешно сдали довольно сложный экзамен.
На этом практика не закончилась. Нас отправили на боевые подводные лодки Балтийского флота.
Меня, Видяева и Семенова определили на один и тот же подводный корабль.
Подводники встретили нас по-отечески ласково. Мы доложились командиру лодки, и он вместе с комиссаром долго беседовал с нами. Потом комиссар показал нам лодку.
С пирса на мостик мы перебрались довольно уверенно. Гораздо сложнее было перебраться с мостика в центральный пост. Входной люк показался нам чересчур узким. Даже как-то не верилось, что на судно нельзя войти иначе, чем через него.
Войдя в центральный пост, мы невольно остановились, пораженные видом множества механизмов и приборов. Нам показалось, что мы попали в какой-то склад, где все стены увешаны приборами, а на полу стоят машины.
— Изучить все это за человеческую жизнь невозможно, — с полной безнадежностью в голосе объявил Семенов.
— А ведь придется изучить, — хмуро возразил ему Видяев.
Почти такую же картину мы увидели в дизельном, электромоторном, батарейном и торпедном отсеках.
Разумеется, в училище мы изучали подводную лодку и имели некоторое представление о ее основных механизмах. Но здесь, в тесных отсеках, почти все показалось нам незнакомым, даже отдаленно не напоминающим то, что мы изучали.
Неожиданно раздались частые удары в колокол. «По местам стоять, со швартовов сниматься», — услышали мы приказание, передаваемое по переговорным трубам. Только потом мы узнали, что это обычная авральная тревога, означающая, что экипаж должен занять свои места.
— Будем отходить, — пояснил нам кто-то из подводников, заметив, очевидно, недоумение на наших лицах.
— Вышли из бухты, — услышали мы по переговорной трубе из центрального поста, — прошли боновое заграждение!
— Отчего же это двигателя не слышно? — удивился Видяев.
— Под электромоторами идем, — пояснил один из матросов.
Вслед за этим мы ощутили дробные толчки и услышали приглушенный рев.
— Вот и пустили дизели, или двигатели, как ты говоришь, — сообщил тот же матрос.
Через некоторое
— Ну, морские волки, как себя чувствуете? — спросил нас командир корабля, протирая ваткой окуляры перископа.
— Отлично, — ответил за всех нас Семенов. — Вот интересно будет, когда погрузимся.
— Погрузимся? — переспросил командир. — Мы, дорогие мои, уже давно под водой.
Тогда мы еще не знали, что наша судьба окажется навсегда связанной с подводным кораблем.
15 июня 1938 года я стал офицером Военно-Морского Флота.
День этот до мельчайших подробностей хранится в моей памяти...
Солнечное утро. Мы выстроились ровными шеренгами. На противоположной стороне двора — офицеры и преподаватели.
Они взволнованы почти так же, как и выпускники.
По команде строй замер. Где-то вдали ель только стук проходящего трамвая да автомобильные гудки.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался с нами контр-адмирал.
Стая голубей, вспуганная раскатом наших голосов на минуту затмила солнце.
— Прочтите приказ! — приказал контр-адмирал начальнику нашего курса.
После этого он обратился к нам с короткой напутственной речью.
На койках выпускников уже лежало тщательно пригнанное офицерское обмундирование.
Через несколько дней нам предстояло разъехаться по разным флотам. Видяев получил назначение на Северный флот, Семенов — на Балтику, я — на Черноморский флот.
Меня назначили штурманом подводной «Касатка».
Я выехал в Севастополь.
Сразу же с вокзала я направился к месту базирования подводных лодок. Разыскав командира подводной лодки Иллариона Федотовича Фартушного и доложил о прибытии. Фартушный усадил меня, тщательно ознакомился с моими документами,
— Кончили неплохо, — сказал он. — Теперь осталось немногое: проверить ваши знания на практике. Завтра лодка выходит в море. Приступайте к обязанностям.
— Но... — неуверенно начал я, — вести один... самостоятельно... я еще не смогу... нас учили...
— Если понадобится, я всегда помогу, — отрезал Фартушный. — Сегодня примите дела и доложите мне.
Обескураженный, я вышел из каюты Фартушного.
«А если не смогу точно рассчитать курс, — размышлял я, — или по моей вине случится что более страшное? Тогда как?..»
Я так углубился в свои мысли, что столкнулся с каким-то офицером. Незнакомый офицер — сухощавый, большелобый человек — с любопытством посмотрел на меня серыми, очень внимательными гла зами.
— Лейтенант Иосселиани? — спросил он и тотчас же протянул руку. — Нарнов Александр Григорьевич, комиссар подводной лодки. Хотите не хотите, нравится не нравится, но служить будем вместе. Пойдемте побеседуем. У вас есть время?
В голосе Нарнова я уловил теплые нотки. Это ободрило меня, и я рассказал комиссару о своих сомнениях.