Огонь в океане
Шрифт:
Люди, отброшенные взрывом, лежали на палубе вперемежку с сорванными с фундаментов механизмами, оружием, инструментом. «Медуза» с быстро растущим дифферентом на нос падала вниз на грунт.
Подводники при тусклом свете аварийного освещения кинулись к боевым механизмам, пытаясь вновь овладеть управлением. Однако корабль не слушался людей и продолжал быстро погружаться. Через несколько минут «Медуза» самопроизвольно легла на дно моря почти в самом конце вражеского минного заграждения.
Из отсеков хором докладывали о повреждениях. Машинный отсёк оказался пробитым насквозь,
Ночь прошла, наступило утро. В отсеках «Медузы» ни на минуту не прекращались работы. Исправлялись системы управления, ремонтировались электроустановки, люки, клапаны, устранялись повреждения в корпусе, в систернах и машинных кингстонах. Люди забыли об усталости. К полудню появились первые ощутимые результаты упорного труда. Из отсеков все чаще и чаще стали докладывать об окончания ремонта механизмов и оружия.
Но вот послышался шум винтов. Никто не проявил малодушия, страха или неуверенности, но доклад гидроакустика ошеломил всех. Стало очевидно, что враг не забыл «Медузу».
Доклады гидроакустика слышали не только в центральном посту, но и в смежных отсеках корабля. В эти тяжелые минуты все с нетерпением ждали решения командира.
— До нас они не дойдут! — чтобы все слышали, очень громко произнес Расточиль. — На кромке минного поля повернут...
Командир не успел докончить. Раздались новые взрывы глубинных бомб.
— Катера быстро сближаются: слева сто восемь и справа сорок один! — методично докладывал гидроакустик.
— Оставаться на грунте нельзя! — бросил командир механику. — Во что бы то ни стало дать ход кораблю и начать активное уклонение от преследования. Очевидно, из поврежденных систерн на поверхность моря выходит соляр, фашисты нас «видят» и бомбят почти точно.
Близкие взрывы новой серии бомб сильно потрясли подводную лодку. Корабль получил хоть и небольшие, но новые повреждения. Со штурманского столика с грохотом свалились карты и инструмент.
— Слева приближается новая группа катеров!
Командир, словно не слыша доклада гидроакустика, внешне спокойно снял трубку телефона, соединился с машинным отсеком.
По кораблю полетели новые команды.
Словно пробуждаясь после длительного обморока, «Медуза» сделала медленные, неуверенные попытки к движению. Она проползла по дну моря несколько кабельтовых, работая единственным исправным винтом. Затем, постепенно приведя в порядок нарушенную дифферентовку, оторвалась от грунта.
Фашисты обнаружили, что советская подводная лодка, которую они считали уже погибшей, начала двигаться.
Катера неистовствовали, но подводная лодка теперь могла уклоняться, соревноваться с врагами в хитрости и умения владеть своим оружием. Подводники «Медузы» верили в свои силы и знания. Они добыли эту уверенность упорным трудом еще в базе, на полигонах боевой подготовки.
— Несмотря на все, «Медуза» оторвалась от вражеского преследования и с победой возвратилась в базу, — несколько патетично закончил Куприянов свой рассказ.
—
— Поход показательный, — еще раз повторил комиссар.
— Может быть, личному составу «Малютки» рассказать об этом походе?
— Хм... Поздно, — с некоторым самодовольством покачал головой Иван Иваныч. — Вчера уже провели беседу. Сам Расточиль рассказывал о делах «Медузы»... Однако мы заболтались. Пошли скорее. Лев Петрович ждать не любит.
«Малютка»
У маленького пирса в северной стороне бухты, где была ошвартована «Малютка», нас встретил низенький белобрысый офицер с нарукавными нашивками старшего лейтенанта. Он отрапортовал командиру дивизиона о том, что личный состав корабля выстроен по большому сбору, и назвал свою должность: помощник командира подводной лодки «Малютка».
— Знакомьтесь, — обратился ко мне Лев Петрович, — это ваш помощник, Александр Косик, лихой донской казак. Орден «Знак Почета» получил еще до военной службы за заслуги в коневодстве. Вы умеете ездить верхом?
— Как же, товарищ комдив, — забасил Косик, — лучшими наездниками всегда были люди с гор.
В ожидании нас в стройных рядах застыл на верхней палубе подводной лодки экипаж «Малютки».
Лев Петрович представил меня личному составу «Малютки» и намеревался еще что-то добавить, но сигнал воздушной тревоги, раздавшийся во всех углах бухты, рассыпал строй.
Я взбежал на мостик «Малютки» и вступил в командование подводной лодкой.
— Открыть огонь! — была первая команда, которую я подал.
Артиллеристы открыли огонь по фашистским самолетам одними из первых в бухте.
Самолеты бомбили корабли с большой высоты бесприцельно. Только одна бомба попала в ранее уже поврежденный транспорт, сидевший на мели у выхода из базы. Большинство же их разорвалось в море, подняв огромные шапки воды, дождем накрывшие при своем падении близстоявшие корабли.
После отбоя я приказал собрать экипаж на верхней палубе корабля.
— Может быть, слишком рано, — начал я не без смущения, — я еще не вступил как следует в командование подводной лодкой, но тем не менее не могу бесследно пропустить мимо внимания коллектива отличную стрельбу наших артиллеристов. Я все время следил за трассами наших снарядов. Хорошо ложились!
Я учитывал, что самолеты были на большой высоте и поразить цель на таком расстоянии было почти невозможно.
Подводники переглядывались, и я не мог уловить, означает ли это одобрение, или они приняли мои слова за чудачество.
— Хочется нашим артиллеристам объявить благодарность, — продолжал я. — Если и торпедисты так владеют своим оружием, мы с вами выйдем в число передовых кораблей дививиона... А пока мы должны как можно скорее закончить ремонт. Кто еще не знает, в том числе, конечно, и я, обязаны изучить устройство своего корабля. Новичков надо подготовить в процессе ремонта, специального времени для этого не будет.
Распустив людей, я почувствовал, что с меня течет пот, а щеки горят. Впервые за много лет я так волновался. «Поняли ли меня люди, не посчитали ля бахвалом?» — мучился я.