Огонь
Шрифт:
— Я вам все расскажу, — говорит Николаус. — Только не здесь, здесь нас могут подслушать.
Он осторожно поднимает мертвое тельце Кота. Тихонько гладит его плешивую шерсть.
— Он хотел этого, да? — спрашивает Анна-Карин прерывающимся голосом. — Я имею в виду, он попросил вас это сделать?
— Да, — ответил Николаус. — Жизнь моего фамилиариса должна была кончиться давным-давно. Но он был верен мне. Теперь он наконец успокоился.
Николаус положил маленькое тело в могилу, взял лопату и начал закапывать яму. Мину тоже взяла лопату и, хотя руки ее
— Зря стараетесь, — сказала Ида. — За сто метров видно, что могилу раскапывали.
— Подождите, — сказал Николаус.
Он опустился на колени, погрузил пальцы в землю. Сначала ничего не произошло. Потом из земли показались маленькие зеленые ростки, Мину почувствовала запах свежей травы. Николаус дрожал от напряжения, а трава росла и росла, пока вся могила не была покрыта густым слоем свежей травы.
Умение управлять живой материей, по словам директрисы, присуще тем, чьей стихией является дерево. Таким был Элиас. И Николаус.
Чуть покачиваясь от напряжения, Николаус встал, отряхнул брюки.
«Кто же он на самом деле?» — подумала Мину.
А вдруг новый Николаус уже не будет похож на того человека, который был ей так симпатичен?
Они сидят в гостиной у Николауса. Линнея с ногами забралась на маленький диван и села по-турецки. С тех пор как они ушли с кладбища, Николаус не произнес ни слова. Сейчас он стоит и молча рассматривает серебряный крест на стене.
Линнея не читает мысли Николауса, но чувствует, что его сознание изменилось. Обрело целостность.
— Не знаю, с чего начать, — говорит он.
— Начните с начала, — предлагает Линнея.
Он поворачивается к ней.
— Я попробую. Конечно, я должен все объяснить. Вы и так слишком долго ждали ответа от вашего провожатого.
Он внимательно смотрит на каждую из своих слушательниц.
— Все началось очень давно, — говорит он. — Почти четыре века назад.
— Что вы имеете в виду? — переспрашивает Мину.
— Я родился почти четыреста лет назад и должен был бы умереть… больше чем три века назад.
В комнате воцаряется тяжелая тишина. Линнея пытается осознать то, что говорит Николаус. Нет, это невозможно. Ида первая приходит в себя.
— То есть как? — спрашивает она. — Вы вампир?
— Конечно, нет, — возражает Анна-Карин.
— А ты откуда знаешь? — накидывается на нее Ида. — Если есть ведьмы и демоны, почему не быть вампирам?
— Лучше, если Николаус продолжит рассказывать все как есть, с самого начала, — говорит Линнея.
Было бы гораздо быстрее, если бы она просто прочитала его мысли. Но она обещала этого не делать.
Он кивает, подходит к деревянному стулу, стоящему рядом с Мину, и опускается на него.
— Я родился здесь, в Энгельсфорсе. Мой отец был пастором, и это означало, что я тоже должен стать священником. Когда отец умер, я наследовал его
— Вы член Совета? — Линнея соскочила с дивана.
Если Николаус — один из этих, она немедленно уйдет отсюда и никогда больше не будет иметь с ним дела.
— Уже нет, — ответил Николаус.
Линнея пристально посмотрела на него. Врет? Она с трудом подавила желание прочесть его мысли.
— Но когда-то я был одним из самых правоверных его членов. Тогда, как и сейчас, Совет контролировал использование магической силы. Но его основной задачей было отыскивать, оберегать и обучать Избранных. Пророки предсказывали, где следует ждать их появления. Энгельсфорс был одним из таких мест. И мне поручили найти Избранника. Он должен был появиться в следующий период магической активности.
— И когда это случилось, — сказала Мину, — как вы смогли его узнать?
Николаус потупился.
— Это была моя дочь, — пробормотал он.
Линнее показалось, что она ослышалась.
— Ваша дочь? — переспросила она.
— Матильда. Она была нашим третьим ребенком. Два первых родились мертвыми. Мы души не чаяли в Матильде. Она была умной, с сильным характером. И Хедвига, и я были ведьмами от природы, и скоро выяснилось, что у Матильды тоже есть магический дар. Но в полной мере ее силы раскрылись, когда ей исполнилось пятнадцать. Мы боялись выпускать ее из дому, потому что у нее были видения и она могла творить чудеса. Однажды она вызвала ливень у себя в спальне. Мы не могли допустить, чтобы нечто подобное произошло прилюдно. В те времена люди боялись ведьм.
Линнея посмотрела на Николауса и попыталась представить его отцом семейства, священником, живущим в семнадцатом веке. К ее удивлению, это получилось легко, без напряжения.
— Однажды мы нашли Матильду за забором усадьбы, замерзшую и грязную. Она бредила, говорила что-то про кроваво-красную луну, про лес, где она ходила и увидела свою судьбу. Мы сообщили об этом Совету, оттуда прислали людей, и после нескольких… испытаний они подтвердили, что Матильда — Избранница.
Сознание Линнеи случайно подслушало одно из воспоминаний Николауса. Крик девушки… Кровь на каменном полу… Линнея тут же закрылась — нет, она не хочет этого знать, не хочет видеть.
— Значит, они проверяли ее? Как директриса, когда она брала на анализ наши волосы? — спрашивает Мину, и Линнее хочется убить ее за то, что она так наивна.
— С тех пор Совет усовершенствовал свои методы, — сказал Николаус. — Раньше они были более… примитивны. Я должен был вмешаться уже тогда. Но я был слеп. Думал, что все делается для блага человечества. Для блага самой же Матильды. Ее магические силы становились губительны для нее.
Казалось, Николаус пытается оправдаться.
— Что вы имеете в виду? — спросила Мину.