Оговор

Вежинов Павел

Впервые служба показалась Ралчеву тяжелой, горькой и неприятной.

5

Супруги Желязковы — такой была фамилия мужа Розы — занимали новую квартиру в квартале «Восток». Ралчев долго плутал по новостройке, напрасно разыскивая номер нужного дома, перескакивал через ямы, пробирался сквозь путаницу кабелей и проводов, обходил груды строительных материалов.

А выбраться из этих многочисленных лабиринтов ему помогли дети. Но и они не знали номеров домов, любой вопрос по этому поводу порождал жаркие споры. Сначала Ралчев долго шел

вперед, потом свернул вправо, затем возвратился и, в конце концов, оказался прямо перед злополучным домом. Желязковы жили на девятом этаже, но лифт все еще не работал. Это обстоятельство ничуть не огорчило Ралчева. Он был готов подняться на сотый этаж, лишь бы хоть на полчаса отдалить неприятный разговор.

Наконец Ралчев добрался до нужной квартиры. Он порядочно устал, поэтому и решил две-три минуты постоять на площадке — перевести дух и набраться смелости. Потом нерешительно позвонил. Дверь открылась, и на пороге вырос русоволосый, хорошо одетый мужчина лет тридцати с приятным лицом. Однако в целом он мало чем отличался от стандартного типа современных людей — водолазка, бакенбарды, пиджак с разрезами, на лацкане которого темнела широкая траурная лента. Молодой человек выглядел расстроенным, смотрел недружелюбно.

— Что вам надо? — нетерпеливо спросил он.

— Вы — Андрей Желязков?

— Да, я.

— Мне надо поговорить с вами… И с вашей женой.

— Нам не до разговоров! — сердито бросил молодой человек и чуть не захлопнул дверь перед носом у старшего лейтенанта.

Пришлось Ралчеву назвать себя. Желязков сразу обмяк, извинился и пригласил войти.

Все, что случилось дальше, превзошло все самые плохие предчувствия Ралчева. На этот раз Роза даже не заплакала. И это было куда страшнее, куда неожиданнее. В конце концов она совладала с собой, ее взгляд стал осмысленным, с ней стало возможным разговаривать. И Ралчев постепенно подошел к тому, ради чего пришел. Он попросил Желязковых взять мальчика к себе, или, что было еще удобнее, переселиться к Радевым, где квартира лучше и мальчику в школу ходить совсем близко.

Роза с ужасом посмотрела на Ралчева.

— Поселиться там?.. Никогда! — воскликнула она.

Буквально за несколько минут она преобразилась.

Юная беспомощная женщина, почти девочка, жалобно плакавшая сегодня утром в кабинете Димова, вдруг стала холодной, сдержанной и решительной. Наверное, она походила теперь на свою мать. А, может быть, просто взяла себя наконец в руки. Это странное перевоплощение принесло Ралчеву настоящее облегчение.

— Мы возьмем Филиппа к нам! — сказал Желязков.

— Наверное, вам будет здесь тесновато.

— Ничего, он будет спать на кухне, — ответила Роза. — Он не раз спал там и чувствовал себя неплохо.

— Как вам будет удобнее, — согласился Ралчев. — Конечно, можно и так. В этом есть даже свои преимущества. Квартиру ваших родителей можно сдать, этих средств хватит на то, чтобы содержать мальчика…

— Не в этом дело, — ответил молодой мужчина. — Меня другое беспокоит: как мы ему скажем… Разве ему можно сказать такое?

— Придумайте что-нибудь. Скажите, например, что отец уехал за границу. Или что-нибудь в этом роде.

— Все равно узнает! — сказал Желязков. — Ребята во дворе расскажут.

— Да, верно!.. Ну что ж, тогда

переведите его в какую-нибудь другую школу в вашем же районе. Живете вы далековато, и маловероятно, что он встретит здесь своих прежних приятелей.

— Да, да, конечно, — пробормотал Желязков и протянул руку, чтобы погладить Розу по волосам. Она резко отпрянула.

На этом миссия Ралчева закончилась. Выйдя на улицу, он постарался сразу же освободить свою память и душу от тяжести случившегося. Эта страница жизни казалась вырванной из его судьбы навсегда, и незачем было вспоминать о ней.

Прошло около недели. С головой погруженный в работу, он почти забыл о деле Радевых. Правда, иногда появлялась мысль заглянуть к следователю Якимову, но он сразу отгонял ее. Порой вспоминалось лицо Розы или Радева. И все доставляло только мучения. Куда легче было ему иметь дело с ворами и мошенниками. По крайней мере там не было драм, а он любил драмы только в кино.

И все же как-то утром он зашел к Якимову. Молодой элегантный человек встретил его приветливо. И он сразу же сообщил:

— Сегодня заканчиваем. Все подробности подтвердились. Главное, мы нашли нож. Да, да! Кухонный нож для резки мяса. И его нашли в шахте мусоропровода, как он и говорил.

— На нем обнаружили отпечатки пальцев?

— Убийца вымыл его. А вот следы крови убитой мы все равно обнаружили.

— Это хорошо, — кивнул Ралчев.

— Можешь успокоить своего шефа. Небольшие пятна крови найдены и на пиджаке Радева. Даже на манжете его рубашки. Очевидно, он на руках перенес убитую из прихожей в спальню. И экспертиза категорична — это кровь жертвы.

— Да, да, все это ясно, — пробормотал Ралчев.

— А что неясно? — удивленно спросил Якимов.

— Действительно ли Радев убил свою жену в припадке ревности. Или существует иная причина?

— Не может быть другой причины. У этого Генова, о котором идет речь в показаниях Радева, действительно была связь с убитой. Он сам в этом признался. Он часто встречался с ней, их многие видели вместе.

— Да, ты прав. Я не хочу вмешиваться в твои дела. Я хотел лишь напомнить о том, чем может поинтересоваться суд.

Ралчев встал.

— Желаю удачи, — сказал он. — Но я очень прошу тебя сообщить мне, когда начнется слушание дела. Мне хочется еще раз увидеть этого человека.

Он и сам не знал, зачем произнес последние слова. Но в то мгновение ему вдруг показалось, что дело Радева еще только начинается.

6

Для молодого Желязкова наступили трудные дни. Как у всякого мужчины, у него были свои безобидные привычки. Изредка посещал футбольные матчи, любил сыграть с близкими приятелями в бридж, выпить бокал-другой вина в ресторанчике «Видинская встреча». Теперь от всего этого пришлось отказаться. Сразу же после работы он садился на мопед и спешил домой. Кто знает, почему, но в эти дни он боялся оставлять Розу одну. Предчувствие, что с ней может что-то случиться, не покидало его ни на минуту. Она замкнулась, отдалилась от мужа, говорила мало, но всегда спокойно и рассудительно. Зато к Филиппу Роза была необыкновенно нежна и добра, но и в этой нежности не чувствовалось близости, словно жалела она не своего брата, а чужого человека.