Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Шрифт:
– Да, – ответил я, – у меня два мальчика и три девочки от двух Александр.
Отец расплылся в улыбке:
– Значит, я уже дедушка пятьсот двадцать пять раз. О твоих детях у меня не было никаких данных, возьми из коробки четыре, нет, пять пачек и купи им по «мерседесу», все мои внуки ездят на «мерсах».
Я послушно встал, подошел к коробке, вытащил оттуда пять пачек денег, погладил по голове подбежавшего ко мне кобеля и сказал:
– Мои дети еще маленькие – двое ходят в начальные классы школы, а трое в садик, мама собирается увезти их в Италию.
Потом я вернулся на свой стул и подумал, что мой отец не такой уж и плохой человек, каким
Белая дверь между тем снова отворилась, и в кабинет вошла еще одна – маленькая, не больше тридцати сантиметров длиной – такса, она остановилась в метре от стола. Заулыбавшийся, завилявший хвостом Гинденбург стремительно к ней подбежал и начал облизывать, а генерал проворковал:
– Изольда, солнышко, проснулась... Через десять минут Толик принесет ваш ужин, а вы пока поиграйте друг с другом. Сын, Изольда у нас королевских кровей, а Гинденбург из простых дворян, но у них такая страстная любовь, что я не стал препятствовать их семейному счастью. Детей у них, правда, пока еще нет, но они наверняка будут, потому что истинная любовь всегда оставляет после себя плоды, а у них истинная любовь, смотри, как красиво: когда влюбленные начинают заниматься сексом, тогда сам бог Аполлон спускается на землю и защищает их неприкосновенность.
Собаки в этот момент и вправду начали трахаться. Гинденбург обхватил своими крепкими лапами маленькое тельце Изольды и стал производить активные толчки. Сучка, закрыв глаза, лишь повизгивала. Генерал встал, перекрестился, как православный, а затем перекрестил издали собачек.
Тут снова одна из белых дверей распахнулась, и в кабинет въехала на роликовых коньках маленькая страшненькая старушка лет восьмидесяти-ста двадцати, одетая в ярко-желтый спортивный костюм. С ее маленькой головы свешивалась жиденькая седая косичка. Лихо объехав трахающихся собак, она остановилась в полуметре от меня, прищурила свои маленькие добрые глаза, потом довольно сильно ударила меня по щеке и хриплым низким голосом проворчала:
– Димка, негодник, опять разгуливаешь по дому голым, ты никогда не поумнеешь, как и твой покойный папа Игнат Карлович. Иди срочно что-нибудь надень, а то возьму ремень и проучу тебя как следует.
Отец, успевший сесть в свое генеральское кресло, вмешался:
– Мамуля, ты ошиблась, я сижу на своем месте, а перед тобой твой внук Игорь, сын Марии Арбатовой.
Бабуля снова сощурила свои добрые глаза, с минуту внимательно меня разглядывала, потом так же сильно ударила меня по другой щеке и выдала:
– А я всех моих внуков в гробу видела, понятно? Ты, паршивец, их строгаешь, сам с ними и разбирайся, я бы на твоем
Бабуля ловко отъехала от меня, приблизилась к отцу, влепила ему пару сильнейших пощечин, от которых он, так же как и я, не защищался, и уехала обратно к себе.
Отец виновато улыбнулся и проговорил:
– Вот видишь, сын, моя мама тоже весьма строгий человек, а тебе лучше что-нибудь на себя надеть, потому что она может снова нагрянуть с проверкой, и тогда уже будет бить по-настоящему.
Я потрогал свои горящие щеки и признался:
– Да, у бабули крепкая рука.
Отец открыл один из ящиков стола и достал оттуда ярко-красный халат:
– Кроме маминого халата, у меня под рукой ничего нет, надень хотя бы его.
Я напялил халат и заухмылялся, потому что он оказался таким коротким, что не смог полностью скрыть мой «божественный молоток» – примерно сантиметрик торчал снизу.
Собаки перестали трахаться и тоже покинули кабинет.
Ого, а у меня, оказывается, еще жива бабуля, судя по всему, весьма властная особа, и я бесконечно рад, что до сих пор не сталкивался с ней, мне просто повезло, а я об этом и не догадывался. Моя мама рядом с ней покажется ангелом.
Белая дверь снова бесшумно распахнулась, и в комнату опять въехала бабуля с черной пластиковой дубинкой в руках. Подъехав ко мне, она остановилась, как и в первый раз, сощурила свои добрые глазки и минуты две внимательно меня разглядывала, потом шлепнула дубинкой по своей ладони и прорычала, как разгневанная львица:
– Димка, паразит, я же предупреждала, чтобы ты не трогал моих шмоток! Этот халатик мне подарил когда-то сам Владимир Ильич Ленин. В то время меня звали Надеждой Константиновной или Кларой Цеткин, я точно не помню, но это не важно, важно то, что все в Большом доме знают, что я наказываю за этот проступок одним ударом по пустой башке.
Бабуля размахнулась и резко ударила меня по голове дубинкой. Я потерял сознание.
Очнулся я уже в комнате блондинок, сидящим на стуле. Одна из хозяек комнаты, устроившись на моих коленях, активно трахала меня, вторая расположилась на столе, курила сигарету и говорила:
– А мне секс с мужчиной не приносит удовлетворения, даже с таким ракетоносцем, как этот урод, похожий на нашего генерала. Кстати, когда меня трахает генерал, я вообще ничего не чувствую.
Блондинка, оседлавшая меня, засмеялась и согласилась со своей сестрой:
– А чего там чувствовать? У генерала самый маленький членик в Большом доме, и я это знаю наверняка, в отличие от тебя, сестренка, ты же брезгуешь рядовым составом, и зря, зря, там есть, с кем порезвиться. Чугунов, к примеру, любому офицеру даст сто очков вперед и выиграет, попробуй его сама и оцени.
Блондинка не согласилась:
– С Чугуновым я не буду, от него же пахнет конским навозом и тройным одеколоном.
Я осторожно потрогал ноющую после удара голову, взглянул на окаменевший «божественный молоток», методично исчезающий в бритой пещерке блондинки, сморщился и подумал, что покинул бабулю и отца очень даже вовремя, наше знакомство начинало затягиваться, и подсознательно я чувствовал опасность, исходящую от этих родственников. Они оба опасны, как хищные звери, которые в любую минуту могут убить для того, чтобы поужинать или просто потому, что привыкли это делать, и, скорее всего, я не ошибаюсь, потому что нормальный человек никогда не пробьется в генералы Большого дома.