Огромный бриллиант
Шрифт:
— Да, но не сейчас. Для начала проведу для тебя тематическую экскурсию по Нью-Йорку, — я указываю на ее дом. — Это первая остановка в нашем турне по прошлой неделе.
Она выгибает бровь, ожидая продолжения.
— Именно здесь я совершил большую глупость, — говорю я.
— Что за глупость?
— Потому что в тот день, когда попросил тебя стать моей подставной невестой, я на самом деле думал, что справлюсь, и это ничего не изменит, — говорю я, дергая ручку и открывая для нее дверь. Наблюдаю, как она проскальзывает на заднее сиденье в прохладном салоне. Такая соблазнительная.
—
Я киваю и сажусь в машину рядом с ней, закрыв за собой дверь.
— Изменилось.
Она сглатывает.
— Тогда где будет вторая остановка?
Я показываю на север.
— Ресторан под названием «МакКой». Слышала о таком? — спрашиваю я, когда автомобиль вклинивается в субботний поток машин в центре города.
— Кажется, да. И мне интересно, что ты узнал там.
Доехав до ресторана, где состоялся первый ужин с Офферманом, я поддерживаю ее за руку, помогая выйти из машины. Но внутрь мы не заходим, а стоим под зеленым навесом, и я касаюсь ее волос, приглаживая струящиеся по плечу пряди. Она задерживает дыхание, когда мои пальцы задевают ее кожу.
— Как ты помнишь, мы были здесь всего неделю назад. Практиковали поцелуи на улице и у тебя в квартире, — говорю я, а затем наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. Она дрожит. — Но ни одно из тех практических занятий не подготовило меня к уроку, который я получил здесь, когда ты поцеловала меня за столом.
— Что за урок?
— Как сильно мне нравятся притворные поцелуи с тобой.
Ее лицо озаряется улыбкой.
— А настоящие?
— Еще больше. На самом деле, позволь мне освежить твою память о том, насколько нам обоим это нравится, — я обхватываю ладонями ее щеки и накрываю своим ртом ее аппетитные губы. Мой поцелуй крепкий, словно напоминающий ей обо всем, что между нами было. Крепко обняв и прижавшись к моей груди, она растворяется в поцелуе, издавая свои сексуальные вздохи и мурлыканье, от которых по моему телу проносятся электрические разряды.
Если мы не остановимся, то очень скоро кое-что поднимется. И хотя я очень этого хочу, но наше турне еще не закончено.
Через двадцать минут мы подъезжаем к «Джин Джоинт» и я веду ее в страстный, сексуальный бар, где она довела меня до безумия.
— Здесь я был полным идиотом.
Шарлотта берет меня за руку, и по телу пробегает дрожь.
— Почему?
— Из-за этого, — говорю я.
— Из-за чего?
— Потому что твои прикосновения до безумия заводят меня. Я в жизни не испытывал такого, — говорю я хриплым голосом и притягиваю ее к себе. — Тем не менее, по какой-то идиотской причине я решил, что смогу тебе сопротивляться.
Она зарывается руками в мои волосы и шепчет:
— Какая глупость, — укоризненно качая головой, говорит она. Шарлотта полностью вошла в роль.
— Ты думаешь, что это глупость? Подожди того, что услышишь дальше. Когда я отвезу тебя к следующему месту, ты оценишь весь масштаб моего идиотизма.
— Неужели? — спрашивает она, пока я веду ее к прохладному сидению машины.
— Да. Потому что, проводив тебя до дома той ночью, я вернулся к себе и дал волю своим рукам. В моих фантазиях ты меня жестко объезжала.
Видимо,
— Это так горячо. Я должна как-нибудь это увидеть.
— Я тоже хочу посмотреть, как ты это будешь делаешь, — и, обхватив ладонью за затылок, я приближаю губы к ее уху и шепчу: — Трижды за ту ночь. И почему-то я думал, что смогу выбросить тебя из головы.
— О, Спенсер, — шепчет она, — я тоже думала об этом.
Автомобиль трогается, и наши губы встречаются. Мы целуемся жадно, до боли в губах. И продолжаем целоваться, пока не доезжаем до следующего пункта назначения. Угол Сорок Третьей. Сейчас шесть сорок пять, и у театра очень оживленное движение, поэтому мы не останавливаемся.
Я указываю через тонированное стекло.
— Самая большая глупость случилась на этом углу.
— Что за глупость? — спрашивает она, и ее счастливый голос говорит, что ей нравится получать ответы не меньше, чем мне нравится давать их.
— В ту ночь я не был полным идиотом. Уверен, что сказал тебе полную правду — я ревновал, что ты принадлежала еще кому-то. Таким способом я пытался сказать, что не хочу, чтобы с тобой был кто-то другой, — говорю я и прижимаюсь губами к впадинке на ее шее, — никогда.
— Я чувствую то же самое, — говорит она и с лучезарной улыбкой берет свой телефон, на этот раз показывая сообщения, которые отправила мне после того, как ушла этим утром.
— Посмотри. Просто взгляни.
О той ужасной лжи.
Было так больно говорить об этом.
Я не имела это в виду.
Для меня это все по-настоящему.
Ты тоже это чувствуешь?
Я отрываю взгляд от экрана и опускаю ладонь ей на грудь, над самым сердцем. Оно бешено стучит под моей рукой.
— Да, Мамонтенок. Я чувствую это, везде.
Она хихикает, когда я называю ее ласковым прозвищем, известным только нам.
— Я тоже. Но прежде, чем мы погрузимся в изучение этого везде, мне все-таки хочется, чтобы ты прочел остальные сообщения, — говорит она, убирая мою руку со своей груди, и протягивает мне телефон.
Круто. Я только что поняла, что посылала все эти сообщения сама себе. ПОТОМУ ЧТО ТВОЙ ТЕЛЕФОН МОРГАЛ В МОЕЙ СУМОЧКЕ!
Ладно. Согласна. Это отстойно.
Ты должен знать, что я сказала все те слова на поле, только чтобы помочь. Я пыталась придерживаться плана. Сделать все правдоподобным. Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛА, ЧТО ТАК ПОЛУЧИТСЯ.
Ох. Теперь я чувствую себя ужасно. Испортила все еще больше, да?
Я разговариваю сама с собой. Ну-ка, посмотри, что я нашла…
Кажется, у меня еще и твои ключи с бумажником. Хм. У тебя много кредитных карт.