Огуречный бизнес попаданки
Шрифт:
— Мы поим его горячим травяным чаем и ставим холодный компресс на лоб, — доложила мадам Шабри, когда мы вышли в коридор. — Только пока это не сильно помогает.
— Отправьте карету за доктором, — велела я. — И не беспокойтесь о расходах. Я оплачу визит врача из своего кармана.
Экономка поклонилась и торопливо отправилась выполнять мое распоряжение. Уже через несколько минут я услышала скрип колес отъезжавшего экипажа. Прежде, чем карета вернется с доктором, пройдет не меньше нескольких часов. Будет уже поздний вечер, а то и ночь, и в это время
— Присмотрите за ним, — попросила я одного из старых лакеев. — И нужно, чтобы он хоть чего-нибудь поел. Может быть, куриного бульона?
Поскольку с питанием в особняке было не всё в порядке, я лично отправилась на кухню, чтобы поговорить с кухаркой.
— Куриный бульон, ваша светлость? — затрепетала она. — Но господин Мэнсфилд на этой неделе купил задешево рыбу в деревне и не велел готовить ничего, кроме нее и овощей.
Я не собиралась с ней спорить. Я просто выразительно на нее посмотрела, и она смутилась и закивала:
— Как вам будет угодно, ваша светлость!
Я настояла на сытном ужине и для нас, и для слуг. Кто знает, чем болен дворецкий, и если это было что-то заразное, то нам всем следовало хорошо питаться, чтобы укрепить иммунитет.
В такой невеселой обстановке я не стала раздавать слугам те сладости, что мы привезли из Альенде, решив отложить этот приятный момент до выздоровления Мэнсфилда.
Я не собиралась ложиться спать до приезда доктора, а потому не раздевалась на ночь. И всё-таки я задремала, сидя в кресле у себя в спальне, и только услышав шум подъехавшей кареты, вскочила и спустилась на первый этаж.
Я не стала отвлекать врача, предоставив ему возможность прежде осмотреть больного, и только когда спустя полчаса он вышел из комнаты Мэнсфилда, приступила к нему с расспросами.
— Это простуда, сударь, или какая-то инфекция?
Доктор — мужчина средних лет с рыжей окладистой бородой — поспешил меня успокоить:
— Полагаю, что обычная простуда, ваша светлость! Насколько я понял, господин Мэнсфилд накануне много времени провел в холодном подвале — он сказал, что составлял список находящегося там продовольствия. А там наверняка не только холодно, но еще и сыро. Этого оказалось достаточно, чтобы он заболел.
Я догадывалась, чем занимался Мэнсфилд в подвале. Он искал письмо! Не удивительно, что он увлекся и не заметил, как замерз.
— Я дал ему жаропонижающую микстуру, — продолжал доктор, — и объяснил вашей экономке, как ее следует давать больному в течение нескольких следующих дней. И разумеется, ему следует находиться в тепле.
Я пообещала, что мы в точности выполним все его указания, и заплатила ему за визит. Поскольку было уже миновала полночь, доктор предпочел остаться у нас на ночлег, и мадам Шабри разместила его в одной из гостевых комнат.
Он уехал на рассвете. Я не услышала бы этого, если бы как обычно спавшая возле моей кровати Дельфина не зарычала, когда услышала под окном голоса. Я выглянула в окно как раз тогда, когда доктор садился в карету. Лакей подал ему чемоданчик
Кухарка оказалась сообразительной дамой и без дополнительных указаний с моей стороны постаралась на славу, и завтрак, и обед в этот день оказались куда лучше, чем прежде.
На улице зарядил дождь, и в доме сразу стало холодней. Я велела мадам Шабри передать слугам, чтобы в комнате Мэнсфилда растопили печь.
А когда снова вышло солнце, я отправилась к Дега, чтобы передать им привезенные с ярмарки конфеты и проследить за засолкой очередной партии огурцов. Несмотря на то, что это мало соответствовало статусу герцогини, я не могла совсем уж забросить свое занятие. Клермон не оставил мне выбора — нам нужны были деньги хотя бы для того, чтобы нормально питаться.
Вернувшись в особняк и пообедав, я принялась за поиски письма. На сей раз моей целью была мастерская, где повсюду стояли портреты и пейзажи. Часть из них находились там явно давно и, должно быть, были написаны кем-то из прежних поколений Клермонов. Они уже изрядно запылились, а их краски выцвели под воздействием солнечных лучей, что пробивались в просторное помещение через неплотно задернутые шторы. Другая же часть была написана недавно рукой маркиза Абеляра, а возможно, и кого-то еще из гостей.
Увидела я здесь и свой собственный портрет. В отличие от портрета мадемуазель Эванс, уже помещенного в красивую массивную раму, мой скромно притулился в сторонке. Но это ничуть не обидело меня.
Я долго смотрела на изображенное на холсте лицо Жасмин — красивое, но чересчур надменное. Уголки ее тонких губ были чуть приподняты, и мне показалось, что она смеется надо мной.
Интересно, почему его светлость оставил ее портрет здесь, а не отправил в столицу, дабы отдать его своей бывшей невесте? Возможно, он всё еще любил ее и хотел иметь перед глазами ее лицо?
Я осмотрела стены в комнате, перевернула каждую картину, заглянула под подоконники, но письма так и не нашла.
Когда я шла обратно в свою комнату, то с удивлением увидела в коридоре Мэнсфилда. Он брёл в сторону кухни, держась за стены. Несмотря на то, что выглядел он неважно, одет он был безукоризненно.
— Зачем вы встали, сударь? — возмутилась я. — Доктор сказал, что в ближайшие несколько дней вам следует находиться в постели.
Он поклонился мне, а потом отвел одну руку за спину и почти незаметно стал опираться ею на стену. Еме было тяжело стоять.
— Простите, ваша светлость, но мне решительно необходимо поговорить со Сьюзан.
Так звали нашу кухарку, и я прекрасно понимала, о чём именно он собирался с ней поговорить.
— Если вы хотите обсудить наше нынешнее меню, — усмехнулась я, — то вам не обязательно идти для этого на кухню. Сьюзан всего лишь выполняет то, что я ей велела.
Он тяжело задышал, и потребовалась пара минут, чтобы он мог собраться и ответить мне.
— Но мы не можем позволить себе такие траты на еду, ваша светлость! Нам просто не из чего будет платить слугам жалованье!