Ох уж эти штуковины!
Шрифт:
– Это не хвост, – решил подыграть я, пока ещё не понимая, куда она клонит.
Судя по напряжённому виду Санька, у ног которого возвышался огромный оранжевый рюкзак, он был совершенно не в курсе полёта Маринкиных мыслей.
– Ну как же, – ткнула острым ноготком мне в грудь девушка. – У тебя тут написано «монстр»! Бежишь, хвостом ветер ловишь.
Я опустил взгляд на светло-серый трикотаж с надписью «All MONSTERS are human» [1] и с облегчением запротестовал:
1
Все
– Тут меленько добавлено про хумансов.
– Меленько никто не читает, – отрезала Маринка. – И хумансы не так романтичны, как прищельцы, кометы, метеоры и хвосты.
Да уж… Если не вспоминать, что метеоры – это древние мёрзлые каменюки, падающие пылью и пеплом на головы, то звездопад воспринимается как картинка из другого мира. Мерцающие чёрточки серебряных стрел, пыльца небес, звёздные слёзы.
Очень романтично.
Ещё бы Санька не увязался с нами. Но при взгляде в честные круглые глаза, которые придавали его лицу с маленьким ртом, мягким подбородком и длинной волнистой чёлкой вид почти ангельский, даже моё сердце смягчалось… Вертлявый, добродушный и всегда стремящийся помочь одногруппник давно стал неотъемлемой частью реальности и, пожалуй, привычка к нему переросла в дружбу.
Сегодня Санёк был некстати. Мы с Маринкой могли бы насладиться небесной феерией без него. Ни он, ни Маринка не были в курсе моих романтичных планов, и потому оба восприняли идею посмотреть на Персеиды «на ура».
Сказано – сделано. Полчаса на автобусе, полчаса пешком по прибрежным зарослям, и вот мы разбили маленький лагерь на живописной круче над рекой.
К тому времени, когда припасы для ночного пикника оказались свалены в тамбуре палатки, а обчитавшаяся интернета Маринка мерила шагами склон, выискивая лучший вид на то самое созвездие Персея, откуда появятся метеоры, совсем стемнело. Лунный диск испятнал отблесками морщинистую реку внизу. В кустах стрекотало насекомое.
– Бинокль-то тебе зачем? – удивился я, глядя на Саньку. Тот, согнув ноги, валялся на подстеленном пледе. Августовская ночная прохлада ещё не погнала нас, романтиков, в палатку, и приятель разглядывал небо через огромный облупленный бинокль.
– А что? – Санька оторвал окуляры от глаз и глянул с подозрением. – Так виднее.
– Они мелькать будут, балда, – засмеялся я. – Надо смотреть на всё сразу.
– А комету через бинокль не лучше видно? – нахмурился он и снова вперился в небо сквозь линзы. – Хочу посмотреть на комету, от которой метеоры отваливаются.
– Кометы вообще не будет, – отрезал я.
– Саш, астроном ты недоделанный, – засмеялась подошедшая Маринка и опустилась на коленки рядом Саньком. Она распустила волосы, и те вороньим крылом оттеняли белизну тонкой шеи выше ворота. – Всю романтику разгонишь.
– Ничего не разгоню, – буркнул Саня и сунул бинокль под голову. – Летит.
– Рано ещё… – посмотрела вверх Маринка и запищала: – И-и-и-и!
Словно кто-то бросил в небо горсть булавок. Раз, другой.
Острые чёрточки сыпанули стайкой мальков в тёмном пруду.
– Ух ты! – заорал Санька и ткнал пальцем в жирную полосу света. – Почти до земли! И ещё!
– А это неопасно? – поёжилась Маринка. Она обернулась ко мне, в светлых глазах заиграл призрачный отблеск.
Я пожал плечами:
– Всё самое лучшее – опасно.
Спала
2
Табу-искупление.
Падающие звёзды царапали небо, и оно плакало.
Проснулся я от странного звука – словно кого-то душили. Первое, что увидел, были безумные глаза Маринки. Утреннее солнце купало в свете голубой полог палатки, и его безмятежность контрастировала с ужасом на лице девушки.
– Родик, Родька, проснись, – лихорадочно шептала она, а потом взвизгнула и отпрянула – потому что от её шебуршания проснулся Санька.
И, надо сказать, я прекрасно понимал Маринкины эмоции.
Существо, которое ещё вчера было нашим другом – круглолицым, суетливым задохликом и балбесом Сашкой Осьмушкиным, не стало больше, но теперь имело скуластое коричневатое лицо с россыпью светлых полосок, с огромными раскосыми глазами, в которых радужки были жёлтыми, с длинной «проволочной» чёлкой.
Оно высунулось из пледа – напоминающее человека, но чуждое, неприятное. Полосатая коричневая кожа обтягивала тонкие мышцы рук и плеч, линии расчерчивали костлявую грудь.
– Вы что?.. – существо поглядело на собственные когтистые ладони, сжалось и, сверкнув голубыми трусами, выскочило из палатки.
Хлопнул полог, стало тихо.
– Мамочки, – заскулила Маринка и вцепилась мне в плечо. – Родька, как оно здесь?..
– Тихо, – цыкнул я на неё. – Это же Санька, ты не поняла? Ты с ним рядом три семестра отучилась, лабы вместе делала. Хотел бы, съел бы тебя раньше. Так что успокойся. Хочешь, посиди тут.
Не могло же страшненькое создание проникнуть в палатку, сожрать нашего Саньку, натянуть его трусы и улечься спать рядышком с нами.
– Не уходи!.. Ты куда? – пальцы девушки сжались сильнее.
– Саньку искать. Надо.
И, не слушая всхлипов, я вылез в безмятежное щебетание августовского утра.
– Выходи, хватит прятаться, – я постучал кроссовком по валуну в рост меня – одному из кучи, образовавшейся в прошлую геологическую эпоху. Сейчас куча поросла кукушкиным льном и корявыми кустами боярышника.