Охота к перемене мест
Шрифт:
Вторая неприятность — очки гермошлема покрываются внутри изморозью от дыхания. Видимость можно назвать нулевой.
Третья неприятность — песок смерзается в камешки, крупные зерна, и его необходимо просушить над горном или на электрической печке. Только тогда песок не будет забивать дуло пескоструйного пистолета, стреляющего с силой до восьми атмосфер. После просушки песок насыпают на грохот и просеивают.
Чернега притащил старый вентилятор и установил возле грохота, учитывая направление ветра. Горячую пыль сдувало в сторонку, и она не летела в лицо.
Затем Чернега реконструировал грохот. Что за постыдное средневековье,
Теперь впору позаботиться о себе и о товарищах. Чернега протянул от компрессора длинную резиновую трубку, отрезок трубки скрыл под кучей раскаленного песка. Долго открывал-закрывал вентиль на трубке — регулировал расход теплого воздуха под слабым давлением. Рассчитать давление Чернега не умел, уповал на свою интуицию.
Осталось покумекать еще немного — как продеть трубку с теплым воздухом под гермошлем к затылку или к шее. Удалось и это, теперь можно вдыхать теплый чистый воздух, стекло изнутри не замерзает, лицо не коченеет.
По-видимому, Пасечник не терял из виду своих перелетных птиц, вылетевших из насиженного гнезда. Иначе как он прослышал бы в Приангарске о смекалистых ухищрениях Чернеги? Пасечник прислал в Братск начальника отдела изобретений треста Востсибстальмонтаж — пусть ознакомится с придумками Чернеги, его опыт пригодится при сильных морозах.
Пасечник давно интересовался такого рода рационализацией. В свое время он защитил диссертацию на тему «Малая механизация на высотной стройплощадке». Это Ирина не уставала тогда напоминать Пасечнику, что ему пора «остепениться», то есть получить ученую степень, помогала ему подготовиться, сдать кандидатский минимум...
В те дни Варежка перед рабочей сменой сторожко приглядывалась к покрытым инеем конструкциям — нет ли предательской трещины, способной вызвать аварию?
Ходит да поглядывает на кран, ходит да поглядывает.
Паспорт крана разрешает работать до минус сорока градусов. Но все-таки рискованно работать на подъемных механизмах и когда мороз подбирается к сорока.
Вчера, как рассказал Садырин, бульдозер ударил по сосенке, чтобы сковырнуть ее с дороги, а нож бульдозера — вдребезги!
— Сорок шесть градусов сегодня, — Садырин сделал страшные глаза.
— Сам видел градусник? — спросил Нистратов недоверчиво.
— Клянусь своей красотой!
— Видеть ты не мог, — поправил Маркаров. — Делений в нашем термометре не хватает. Спирт не срабатывает.
— А фантазия у него срабатывает, — поддел Чернега.
Морозы стали самой горячей темой разговоров в общежитии.
— Мы сами накликали эти морозы, спешили выйти на ангарский лед, — виновато сказал Михеич.
Несколько дней подряд бригада Шестакова на работу не выезжала — техника безопасности остановила все подъемные механизмы, объявили так называемые актированные дни. Кириченков проверил — да, заработная плата сохраняется полностью.
«С седыми усами, в ондатровой шапке», — дали в конторе приметы Михеича корреспонденту центральной газеты. Приезжий нашел Михеича не сразу. Его меховая шапка заиндевела от дыханья так, что ее можно было спутать с беличьей шапкой Чернеги. А что касается усов, то
Какое интервью может родиться при эдаких градусах? Говорить трудно, записывать и вовсе невозможно. Пусть корреспондент, если захочет, зайдет в общежитие в любой актированный день.
И вот сегодня Михеич, преисполненный достоинства, давал интервью.
— Как ваши люди одеты в лютые морозы?
— Зимой на монтажнике целый гардероб. Фланелевое белье, свитер потолще, ватные брюки, телогрейка, поверх брезентовая роба, ее ветер не так прошибает. На ногах шерстяные носки, портянки, валенки или унты. Под шапкой шлем с прорезями для глаз. Придумывают маски для карнавалов, а наша маска для верхотуры. Пригляд за молодыми при таких градусах строже. Недолго и обморозиться... Есть свой плюс у холода: тот, кто бездельничает, быстрее замерзает. Достается уроженцам теплого климата — хандрят-дрожат. Работал в соседней бригаде молодой Рахим, то ли из Коканда, то ли из Самарканда. Никак не мог совладать со своим организмом! «Прошу уволить по собственному желанию, ввиду погодных условий». Лучше, заявил, я в Нуреке на подсобных работах буду, чем здесь по пятому разряду. Демобилизовался с Севера, мы ему и слова плохого вдогонку не сказали. А есть южане — приспособились к климату не хуже сибиряков, прошли вентиляцию с морозом, как, например, наш Антидюринг... Или правильнее сказать, Маркаров.
Маркаров сидел за книгой и не откликнулся.
В актированные вечера чаще всего собирались в просторной комнате Погодаева, Маркарова и Садырина. Здесь можно было угоститься метеоновостями, баяном и горячим чаем, его аппетитно заваривал Погодаев. В те вечера, когда он отсутствовал, чай бывал не таким пахучим и вкусным.
К метеоновостям Погодаев отнес и случай, какой произошел в обсерватории. Прибористка вела наблюдения на открытой площадке, от дыхания окуляр покрылся корочкой льда, и ее длинные ресницы примерзли к стеклам. Рвать ресницы больно и жалко, позвала на помощь, и сотрудницы, сменяя друг дружку, дышали на окуляр, пока ресницы не оттаяли.
В комнату заглядывали Михеич, Шестаков, Нистратов, Галиуллин, реже других Ромашко, скучающий Кириченков.
Вторую неделю Кириченков читал одну и ту же «Неделю». Но песни слушал, раскрыв рот от удовольствия, в такие минуты он не смотрел набычившись, и глаза, воспаленные сваркой, добрели.
Чернега недавно обзавелся баяном и не мог нарадоваться, его не уговаривали играть.
Репертуар не слишком бодрый, мобилизующий на борьбу с трудностями, а лирический, со слезой. Его послушать, то по Братскому шоссе и зимникам курсировали не бетоновозы, лесовозы, панелевозы, а ямщики взад-вперед возили в кибитках цыган шумною толпою и над таежной дорогой однозвучно звенел колокольчик.
Заслышав баян, на этаж ниже спускалась Варежка. Ей нравился душещипательный тенорок Чернеги, он безотказно выполнял ее персональные заявки.
Пожалуй, он чуть-чуть переоценивал любовь Варежки к цыганско-ямщицким и эстрадно-блатным песням. Она наведывалась потому, что знала — встретит здесь Шестакова, иногда с учебником в руках.
Чернега был озабочен подготовкой Шестакова к экзаменам больше, чем другие. Это не было беспокойством новоявленного студента о своем бригадире. Он ревниво надеялся — поступит Шестаков в институт, бросит стройку, и Варежка перестанет страдать по нему.