Охота на единорога

Енцов Юрий

«Ну что ж, — думал Асман, скача во весь опор навстречу сияющим на вечернем солнце вратам, — вечно это продолжаться не могло… Аллах берег мое счастье несколько лет и было бы грехом просить большего. Наверное, даже хорошо, что Всевышний послал Ангела смерти спустя только 6 лет со дня начала моего земного блаженства и прервал его, напоминая, что жизнь предназначена не для этого. Слишком много счастья дано было мне, еще чуть-чуть и я бы не вынес ноши. Дабы уравновесить судьбу, мне были бы посланы такие горести, справиться с которыми в одиночку человек не способен. Кто же поможет мне тогда? Конечно она. Любимая, мне не нужно от тебя жертв!»

Искупление? Но как мало похож на

ритуал этот случай несчастья. Скорее уж он похож на те игры, в которые играет с нами дьявол».

Асман осадил коня и развернул его на месте. Скакун взвился на дыбы, рассыпая губами пену. Охрана, подняв тучи пыли, и чуть не врезавшись в короля, обступила его на взмыленных конях, безумно вращавших глазами. Асман совсем решился повернуть обратно к раздавленному старику-горшечнику, изуродованное тело которого в выцветших лахмотьях было похоже на птичью тушку — так представлялось Королю, но солнце клонилось к закату, а во дворце его ждала любимая жена.

— Где мой визирь? — спросил Асман.

— Вот-вот будет здесь, Повелитель, — ответил начальник королевской стражи — смуглый сикх в черном тюрбане намотанном на большой, лысой от природы голове, — его верблюд не уступает коню в резвости, но мы гнали во весь опор и он отстал, но он нагонит нас вот-вот.

— Дождись его, Сеид, и передай, чтобы вернулся и дал денег на похороны того старичка.

— Повинуюсь, мой повелитель, — произнес сикх, прижав правую руку к груди.

Король вновь повернул коня к городу, но уже не думал о судьбе и не погонял коня, который, шевеля ушами, всем видом выражал благодарность за оставленную жизнь. Его бока, только что исполосованные плетью, горели, он дрожал, опасаясь, как бы господин не взялся опять за нее. Но город приближался, там была прохладная конюшня, круг для пробежки, вода и ясли с овсом. Всадник успокоился. Успокоились и кони, они, выгнув шеи, пронеслись по улицам, мимо коленопреклоненных горожан, по широкому мосту, забежали в замок, где уже раздавался звук трубы — сигнал о возвращении королевской охоты.

Асман соскочил на ковер, разостланный у крыльца — он был уже всей душой во дворце, мысленно бежал по залам и галереям навстречу Лейле — и в тот момент немного завидовал влюбленным крестьянам, которые после разлуки с молодыми своими женами, не проделывали этот долгий дополнительный путь, и сразу же, за порогом, или во дворе глинобитного дома заключали их в объятья.

Король чувствовал близость любимой, ее взгляд из-за занавеси и даже знал в каком окне. Он шлепнул коня по влажной шее, тот потянулся к его ладони и Асман провел рукой по его мокрым губам. Стремянный принял коня, а король отмахнулся от встречающей челяди побежал по лестнице…

На исходе того же дня, искупавшись в прохладном бассейне, где в голубоватой плавали медлительные рыбы, Асман выслушивал визиря, докладывавшего о накопившихся за день делах.

Уже давно король расширял ирригационную сеть, и последние полгода ему докладывали, что начальник строительства Ахмет-хан ворует деньги. Но Ахмет-хан был знающий человек и талантливый инженер. По сравнению с предшественниками он гораздо больше выкопал канав, запустил туда воду и, к тому же, насажал вдоль берегов деревья, которые делали гидросистему долговечной.

Асман подозревал, что прогони он Ахмет-хана, тот разозлиться на него и вероятно будет как-то мстить. Правда толку от этого будет мало, но от умного человека можно ждать всякого. И потому Ахмет-хан был обречен. Король уже знал как потихоньку умертвит его. И теперь его мало волновали финансовые аферы гидростроителя.

Единственное, что его по-настоящему интересовало — это возможные заговоры, он карал всякого,

замеченного в недовольстве, если видел, что заговорщика нельзя переманить на свою сторону. Что было, как правило, очень легко сделать. За годы правления (в первое время заговорщиков было много, год от года их становилось все меньше) Асман нашел верный способ борьбы с ними: кого-то он просто казнил. Некоторым выказывал милось, награждал, в заговорщики шли по большей чаксти, люди не богатые: ремесленники и беднейшие из крестьян, — и скромные подарки, которые они получали, — делали их преданнейшими из друзей короля.

Нити раскрываемых заговоров тянулись, конечно, вверх. Там годилась та же система. Но окончательное решение Асман как правило принимал в этих случаях не в тронной зале, а за шахматной партией, — беседуя с главой заговорщиков, всегда знатным человеком или даже дальним родственником короля, — с глазу на глаз. Они решали — разумеется, не поднимая открыто тему беседы, разговаривая о якобы отвлеченных вещах, — жить ли им в этом мире вместе, или одному с этим миром расстаться.

В распоряжении короля имелся тысячелетний опыт власти, представляющий множество всевозможных способов устранения неблагонадежных. Те, казалось бы, тоже должны были пользоваться опытом предшественников. Но этого не происходило. Каждому из очередных заговорщиков приходилось заново придумывать систему, и всякий раз оказывалось, что она имеет существенные недостатки, которыми непременно спешил воспользоваться великий король Асман.

Но с годами таких встреч с недругами за шахматной партией становилось все меньше. Асман даже подумывал: уж не ленностию ли шпионов сие объясняется? Но он многожды проверял и перепроверял своих агентов, которые, судя по всему, были надежны и, судя по всему, причиной благополучия — было расположение планет, хорошие годы с урожаями, но без войн, на которые приходилось правление Асмана. Не случалось и землетрясений.

«Уж не Золотой-ли Век наступил?»— думал иногда Асман.

Но Золотой Век остался в прошлом, об этом рассказывали книги и придворные летописцы. Не слишком доверяя последним, Асман, долгое время, проводил со старыми пергаментами и папирусными свитками, обращаясь к бумажным книгам тибетских мудрецов. И мудрость всех времен и народов склоняла к тому, что в дне сегодняшнем счастью места нет и быть не может. Лишь в прошлом или в будущем.

А его жизнь — показывала обратное. Он был счастлив с е й ч а с, в прошлом у него оставались страдания. Будущее было неведомо, а потому пугало. То есть вызывало легкое опасение, имени коему Асман еще не дал.

Сия загадка требовала объяснения. Король искал его в библиотеке, где либо читал сам, либо слушал. Вокруг в это время двигались обнаженные тела гибких танцовщиц. Иной раз они отвлекали его, но, как правило, Лейла была рядом.

Молясь в мечети, Асман пытался в единообразии службы соединиться с народом, песчинкой которого он был и понимал это. Но ему уготовано было этим народом владеть, что нарушало (или служило предпосылкой нарушения) равновесия сил гармонии и хаоса.

Асман находился бесконечно далеко от своих подданных. Но и орел на горной вершине далеко от суслика, но они находятся в неразрывной связи. Старому, слепому зверьку не добраться до горных вершин по своей воле, хотя пернатому царю ничего не стоит спуститься на воздушных струях вниз и, вырвав суслика из родной среды — отнести его наверх — на корм своим птенцам. Редко бывает и так, что суслик, подхваченный коловращением воздушных сил, поднимается в чуждые ему высоты и оказывается в пределах жизни орлиных стай. Но живым ему этих вершин не достигнуть.