Охота на гусара
Шрифт:
Как известно, гусар может упасть с конём, но не с коня! Я был гусар, и рухнул вместе с верным другом, ударившись головой об артиллерийский палуб вплоть до потери сознания. Словно бы чёрный плат накрыл глаза мои, и лишь мириады блистающих звёзд, проносясь с сумасшедшей скоростью, как-то освежали нахлынувший мрак.
Мгновение спустя я услышал голос:
– Вперёд, сыны Франции! Ваш император не допустит штыки русских варваров до ваших непорочных мундиров!
Мрак задрожал, темнота начала светлеть, наливаясь непривычными красками, и взору моему раскрылось умопомрачающее
Кроваво-красное снежное поле, идущие по нему чёрные полки неприятеля, над ними огромная, в полнеба, туша Наполеона Бонапарта! Вся фигура и лицо неистового корсиканца были пепельно-серые, в проблесках молний и грозовых вспышек, глаза горели синим огнём, а изо рта вырывались дым и пламя…
– Астрал, мать моя контузия! – догадливо протянул я, ощупывая себя с ног до головы.
Нате ж вам, и моё тело было совершеннейше иным – прозрачным, неплотным и наполненным малиново-золотистым светом! Сколько понимаю на уровне всяческих аур, карм и реинкарнаций – хороший всё-таки я, а вот Наполеону не повезло с расцветкой. Но чу! В новой обстановке не стали ли мысли мои более ленивыми, не забыл ли я, в чём долг мой перед Россией? Неужели в том, чтобы бессильно наблюдать торжественный уход её разорителя?!
Праведный гнев вернул меня к действительности. Закрутив усы и воздев шашку над головой, я грозно зыркнул оком – единый миг, и вот испытанный конь мой, незыблемо лучась сиреневым, стал рядом!
– Соблаговолите остановиться, ваше величество! Руки за голову, ноги расставить, зубы убрать, карманы вывернуть…
Пылающие синие глаза медленно поворотились в мою сторону. Подщипанные брови императора несколько изменили привычный угол наклона.
– Ты?! – громоподобно разнеслось под зелёными небесами.
Сочтя данное восклицание вопросительным, я неуверенно кивнул.
Брови императора начали гневно сходиться над переносицей…
– И ты, червь в мужицких тряпках, дерзаешь поднимать голос на владыку мира, ужас вселенной, бич божий?!
– Бич божий – это мой прапрапрапрадедушка Чингисхан! Не фиг присваивать чужие титулы, – пятясь, напомнил я.
Соотношение размеров наших было столь существенным, что помышлять о честном поединке казалось по меньшей мере неумно. Однако же и отступление никак невозможно по роду объективных причин. Во-первых, сие противно гусарской чести! Во-вторых, абсолютно некуда… В-третьих, я так понимаю, в астрале всё равно всё не всерьёз.
Шашка в руках моих грозно запела «не подходи-и-и!», гнедой воспрянул под седлом, а грудь переполнил неземной восторг ярко-оранжевого цвета.
Я люблю кровавый бой,Я рождён для службы царской!Сабля, водка, конь гусарский,С вами век мой золотой! –давая шпоры, яростно проорал я незнакомые доселе, но давно вынашиваемые в сердце строки. Копыта коня моего беззвучно оттолкнулись от земли, и небеса раскрыли мне объятия, но… могучая, словно серая волна, длань Наполеона смахнула меня с горизонта.
–
– Эй, эй, эй! – возмущённо завертелся я, ибо призрачные пальцы с видимой мощью сжимали меня вместе с перепуганным скакуном. – Не сметь душить свободу творчества!
– Чёрный Дьявол – Дени Давидофф, ты слишком часто встаёшь у меня на пути… Надоедливая заноза в моей задн… тьфу! Да если бы не твоя дурацкая затея скифской войны – никакая сила не выгнала бы французского орла из вашей древней столицы!
– Ну… я был не один… ныне партизанствуют многие…
– Но ты был первым! – Холодные глаза Наполеона подобно двум доменным печам встали передо мной, обдавая ледяными искрами. – Признавайся, кто написал «и … королями»?
– Что делает? – сыграл под дурачка я.
– …!!! – бешено взревел оскорблённый корсиканец, наливаясь густой синюшной чернью.
– Могу извиниться… – непринципиально пожал плечами я, с размаху рубя шашкой большой палец противника. Добрая сталь с шипением прошла сквозь преграду! Не уверен, что императору было больно, но, по крайней мере, он оценил мою сопротивляемость…
– Дерзаешь остановить меня?! Пылинка, пустота, ничто под колёсами вечности грозит мне жалкой заточенной железкой? Прими же смерть свою, как подобает мужчине! Если, конечно, в тебе сохранилось хоть что-то мужское…
– Хотите на себе проверить? – дерзновенно откликнулся я. – Чёрт с вами – один стих о любимой женщине, и душите!
– Один, – великодушно проскрипел зубами Наполеон.
Вскинув голову, я медленно начал:
Я не ропщу. Я вознесён судьбоюПревыше всех! – Я счастлив, я любим!Приветливость даруется тобоюСоперникам моим…Но теплота души, но всё, что так люблю яС тобой наедине…Но девственность живого поцелуя –Не им, а мне!Ретиво махая шашкой направо-налево, я выдохся, но видимого вреда никому не причинил. Только вспотел перед удушением, может, выскользну?
– Мм… про девственность мне понравилось, – словно вспоминая что-то, кивнул могущественный призрак. – Давай ещё один стих!
И я прочёл ему стихотворение про «на вьюке, в тороках, цевницу я таскаю…». Он и это принял благосклонно, видимо как-то восприняв слово «цевница» синонимом той же «девственности». Похоже, после третьего брака императора это становилось для него навязчивой темой. Но более испытывать мои литературные таланты он не захотел, вместо того потребовав: