Охота на кентавра (сборник)

Тарасов Виктор

— Но куда?

— Хотя бы в сторону материковой плиты. Может быть, там можно будет укрыться.

— Нас будут искать по винтолету.

— Рация в нем молчит. К утру даже магнитометры звездолета не найдут нашего летуна под слоем песка. А наши аварийные рации — всегда с нами. Нам все равно: идти или стоять. Но стоять невыносимо, значит — пойдем, нужно только захватить воду.

— Но мои ноги. Ты не забыл?

— Я помогу.

— Тебе будет тяжело.

— Пусть.

— Может быть. Ну хорошо. Наверное, ты прав. Пошли.

Ночь

сменила вечер, они шли по звездам.

Винтолет превратился в неясную тень, на которую они вначале оглядывались, потом утонул в ночи. Молчание становилось невыносимым, юноша все тяжелее повисал на плече у старика.

— Скажи что-нибудь, старина.

— Мне не до разговоров.

— Я знаю, ты сердишься, считаешь, что я глуп и упрям. Позволь я объясню тебе. Они таскают с собой вездеход, фабрику и зенитку, но это просто механический атавизм роботов. Собрали все механизмы — они их любят — и тащат с собой. Почему стреляли? Не разобрались, приняли за других роботов. Молчишь?

— Слушаю.

— Почему они вообще двигаются колонной? Играют. Воображают себя людьми и совершают ритуальное действо: последние люди на Земле. Что скажешь?

— То, что я устал.

— Неужели ты не видишь? Трагедия здесь давно закончилась, а продолжается фарс, банальность. Здесь все фальшиво: дождь, гроза…

— А мы с тобой?

— Что?

— Давай отдохнем.

Они сели на песок. Яркий свет звезд заключал их, казалось, в одно целое.

Лежли не помнил, сколько пробыл в ином мире, но когда вернулся, ЗвеЗДЫ уже поблекли и скудный свет утра сочился по сглаженным вершинам. Вся община ожидала его, расположившись вокруг фургона. Испытывая стыд, Лежли оделся.

— Мы предупреждали тебя, — заговорил Капитан: казалось, сам дух племени витает над ним. — Ты снова был в своем фургоне, виделся с Грехом и наслал на нас несчастье. За это время успели умереть Уштли и еще один старик. Это твоя вина!

Капитан указал на два бугорка, которые появились у фургона, и толпа зашумела.

— Мы уходим дальше. Может быть, дойдем до края земной чаши. Тебя мы оставляем здесь и выделяем тебе еды, сколько можем.

— От себя вы не уйдете, — сказал Лежли хрипло, но не знал, услышал ли кто-нибудь его. Люди торопились разойтись. Сидя на ступеньках, он смотрел, как колонна уходит и сумрак колеблет, размывает и поглощает ее.

Вскоре он остался один. С ним был лишь его фургон, два бугорка, три порции похлебки: его, Уштли, старика. Да, его сородичам нельзя было отказать в благородстве, они действительно выделили ему еды, сколько смогли.

И не их вина, что все так получилось. Просто они боятся неизвестного и называют его грехом. Но оно всегда должно быть, в нем заключено будущее. «От себя вы не уйдете, а уйдете, так вернетесь, — сказал он себе. — А если не вернетесь, то найдете себе нового Лежли с фургоном неизвестного цвета».

В задумчивости он обошел вокруг фургона зеленого цвета. Потом разделся,

поднялся по ступеням и толкнул дверь, на которой забытыми знаками было написано: «Однопрограммный фантоматор. Аттракцион: прогулка по лесу. Вход: пять монет». Шагнул и оказался на Опушке Леса. Он поднял голову, и по его лицу, по голому телу и Листьям забарабанил, потек и заскользил теплый и ласковый, сладостный и греховный Дождь, Дождь, Дождь…

— Как ты думаешь, старик, найдут нас?

— Не знаю. Что-то часто мы с тобой стали отдыхать.

— Меня занимает мысль: как могло так получиться, что при всем нашем могуществе мы оказались такими уязвимыми? Наша жизнь висела на одном контакте. Стоило ему сгореть, и — какая банальность! — мы зарылись носом в песок. Одна лишь нить удерживала нас, а мы воображали себя Покорителями. Что скажешь?

— Трудный вопрос. Скажу, что раньше здесь, на Земле, нитей, о которых ты начал разговор, было много. Каждый листик или травинка — это нить, лужица — нить, облачко — нить, горсть земли — тоже нить. Если они рвались, то восстанавливались сами, их гибкость создавала запас прочности. Сейчас осталась одна, как ты говоришь, в силовом блоке, но и та оборвалась…

— Но мы не просто рвали, а еще создавали.

— Да, верно. Но все меньше и большей ценой. Наша технология устроена так, что за одну техническую нить приходится платить десятком естественных. Наша цивилизация похожа на азартного игрока, который знает лишь одну стратегию: весь полученный выигрыш он снова ставит на кон и идет ва-банк. В конце концов получилось так. что повышать ставку мы больше не можем, ибо в оборот пущено все, что можно, а выйти из игры, сказать «пас» невозможно, так как это означает крушение.

— Чушь какая-то!

— Ты спрашиваешь, куда девались связи? Я ответил: мы их азартно проиграли.

— Все гораздо проще, старик. Нам просто не повезло, мы попали в обычную аварию, а это еще не конец света. Пошли, я попробую идти сам, мы еще не последние люди на Земле.

— Я все думаю, — юноша пытался своим голосом заглушить мерный шелест песка под ногами. — Ты сказал: «запас прочности» и мои ноги: «Гибкость» — а у меня колени не сгибаются.

— Опирайся на меня. Ноги мы твои вылечим. Самое смешное в том, что каждая из них — маленькая копия земли, свои связи они восстановят, а вот с Землей — похуже.

— Идти, шагать, ступать… Казалось, какая банальность, какая элементарная вещь…

— Нам придется заново научиться делать самые банальные вещи, например, ходить по Земле. Тебе трудно, потому что ты только учишься ходить.

— Ты — сумасшедший! Вместо того чтобы сидеть на пенсии, попросился на Землю. А здесь заговорил иносказаниями.

— После того как мы оторвались от Земли, многие слова стали утрачивать смысл, превратились в игру, цель которой забыта. Вот я и решил здесь, на Земле, оживить ускользающее значение, узнать изначальный смысл…