Охота на «кротов»

Уайз Дэвид

На следующий день Элеонора отвезла мужа в Вашингтон на очередной допрос в ФБР, затем вернулась домой. «Я спустилась, в цоколь и обнаружила, что у одной из моих кошек родилось четыре котенка. И это решило все. Я не смогла покинуть дом. Просто не смогла. Итак, я осталась. Я знала, что в пять часов мой муж вернется домой с допроса. Я просто сидела и ждала. Он пришел и сказал: «В чем дело? Мне разрешили уехать. Передо мной извинились и сказали, что я могу уехать с женой. Назавтра мы свободны. Но ты меня не послушалась». Он очень разозлился. Он даже подумал, что я работаю на ФБР. Это был серьезный довод. Очень серьезный».

В ФБР его спросили, где он был накануне.

— В советском посольстве.

— Да, мы знаем.

— Я пытался выяснить адрес своей матери.

«Если бы мой муж был русским шпионом, ему бы не

пришлось

идти в посольство. Он бы нашел более безопасный способ связаться с ними. Может, он брал их (ФБР) на пушку, но это слишком опасная игра».

Но если Орлов надеялся, что все невзгоды позади, он ошибался. Для охотников за «кротами» в Лэнгли посещение Орловым советского посольства стало окончательными доказательством его шпионской деятельности в пользу Советского Союза. Для его жены это был акт отчаявшегося человека, который, опасаясь ареста, надеялся защитить свою семью.

Убежденный в том, что «Саша» «загнан в нору», Джеймс Энглтон постоянно интересовался в ФБР, как идет расследование. «Джим все время держал его под контролем, — сказал Джеймс Нолан-младший, бывший контрразведчик ФБР. — Постоянно спрашивал: «Вы «раскрутили» дело Орлова? Что нового по Орлову?» Энглтон использовал это дело, чтобы держать ФБР в постоянном напряжении. — Если ему ни к чему было придраться, он донимал нас расспросами об Орлове», — говорил Нолан.

Нажим со стороны ЦРУ не ослабевал. Под началом Куртленда Джонса агенты ФБР держали семью Орловых под наблюдением многие годы.

Как-то неожиданно, после последнего допроса Орлова, целая вереница новых клиентов стала посещать его галерею. Некоторые из них открыто представлялись агентами ФБР. Их действиями руководил Джозеф Первес, специальный агент вашингтонского отделения ФБР. «Первес пришел заказать рамку для фотографии, на которой Гувер пожимал руку какому-то парню на фоне флага и герба, — вспоминала Элеонора. — Потому пришел мистер Джонс, потом несколько агентов ФБР» [189] .

«Джонс приезжал каждый год, привозил нам полную корзину яблок. Довольно долго он присылал нам поздравительные рождественские открытки.

189

«Некоторое время я приносил акварели и другие картины, чтобы вставить их в рамки», — рассказал Джонс. Он показал одну из акварелей, на которой была изображена лодка с гребцом на реке, в рамке, сделанной в мастерской Орловых. Джонс, по его словам, проводил в галерее много времени, чтобы непосредственно и поближе познакомиться с этой семьей. «У меня большой опыт расследований, — сказал он. — Я всегда улавливал больше того, что известно о собеседнике, полнее. Я хорошо узнал его мальчиков, его жену Элли».

У Первеса был серый карликовый пудель, он держал его на руках. Кошка частенько пыталась напасть на пуделя, защищая свою территорию. Однажды мы изготовили для мистера Первеса раму для портрета его жены. Мы вставили в рамы несколько фотографий Гувера, обменивающегося рукопожатиями с агентами».

Возможно, одним из наиболее необычных побочных продуктов всего периода охоты на «кротов» явилось огромное количество фотографий Дж. Эдгара Гувера, директора ФБР и символа ярого антикоммунизма в Америке в течение десятилетий, вставленных в рамы для ФБР человеком, которого Гувер и Энглтон подозревали как советского шпиона, легендарного «Сашу».

Еще один агент ФБР, Фред Танси, стал особенно частым посетителем и подружился с семьей Орловых. «Он принес нам две двери и украшение для перил, очень красивые вещи, которые он приобрел для дома. Он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы навестить нас» [190] .

Агенты ФБР появлялись не только для того, чтобы наблюдать за галереей и Игорем Орловым, но и чтобы оценить реальный масштаб бизнеса, которым занималась семья. Джеймс Нолан, который стал человеком № 2 в разведывательном отделе ФБР, подтвердил мотивы бюро.

190

Танси, вышедший в отставку в 1980 году, настаивал на том, что не выполнял никакого задания ФБР, когда посещал Орловых. «Мои отношения с ними касались только их бизнеса, — сказал он. — Я был клиентом и другом. Я работал

в разведотделе в штаб-квартире, но не отвечал за это дело». В ответ на вопрос, не боится ли он, что его тесные отношения с подозреваемым советским шпионом, по которому ведется расследование в его собственном отделе, может быть неверно истолковано, Танси ответил: «Я не комментирую такие вопросы».

«В течение короткого периода я вел дело Орлова, — сказал он. — Я получал все квитанции (сотрудников ФБР, которые заказывали рамки для фотографий в галерее). Вот почему агенты находились там постоянно — чтобы наблюдать, сколько у них работы, и не была ли эта мастерская подставной».

Весной 1966 года, спустя год после обыска ФБР галереи Орлова, дело приняло новый потрясающий оборот. Советский офицер КГБ, проходивший под кличкой «Китти Хок», вышел на контакт с ЦРУ и предложил, среди прочих товаров, свежую информацию об Орлове.

Дело «Китти Хок» было и остается одним из самых противоречивых советских дел за весь период.

Игорь Петрович Кочнов, который и был «Китти Хок», приехал в Вашингтон в конце марта 1966 года в короткую командировку в качестве советского дипломата [191] . Примерно через неделю он позвонил домой заместителю директора ЦРУ Ричарду Хелмсу, проживавшему на северо-западе Вашингтона. Хелмса не оказалось дома, и Кочнов переговорил с тогдашней женой Хелмса Джулией, наследницей состояния компании «Барбасол», занимающейся производством крема для бритья. Кочнов сказал, что у него имеется информация, представляющая интерес для ЦРУ [192] .

191

В некоторых опубликованных сообщениях «Китти Хок» именовался «Игорем Романовичем Козловым» или «Игорем Козловым». Но Кочнов никогда не использовал его ни в Вашингтоне, ни в то время, когда занимал пост советского посла в Пакистане.

192

Нет ничего таинственного в том, как Кочнов достал номер домашнего телефона Хелмса. «Мое имя всегда значилось в телефонной книге, — сказал Хелмс. — В то время я жил на Фессенден-стрит».

Когда сотрудники ЦРУ встретились с Кочновым после его телефонного звонка, он сделал предложение, которое, не первый взгляд, казалось возмутительным. Его отправили в Соединенные Штаты, сказал он, чтобы попытаться найти Николая Шадрина, советского перебежчика, подлинное имя которого было Николай Федорович Артамонов, и установить с ним контакт. В 1959 году Артамонов, самый молодой командир эсминца на советском военно-морском флоте, переплыл через Балтийское море в Швецию на маленькой лодке со своей польской подругой Евой Горой, которая теперь стала его женой [193] . Если ЦРУ поможет ему выполнить это задание, сказал Кочнов, его карьера в КГБ стремительно рванет ввысь и он будет для ЦРУ уже внедренным агентом. Поскольку ЦРУ охраняет перебежчиков, часто — как и в данном случае — изменяя их имена, просьба Кочнова была дерзкой, если не сказать хуже.

193

Когда все это случилось, то есть когда Артамонов и Ева добрались до Стокгольма, офицером ЦРУ в американском посольстве, к которому они обратились за помощью, оказался Пол Гарблер. Гарблер, заместитель резидента, помог урегулировать вопрос о предоставлении им убежища в Соединенных Штатах.

Но ЦРУ и ФБР согласились на эту операцию. Куртленд Джонс обговорил ее с Элбертом Тэрнером («Бертом»), который был назначен ведущим оперработником Кочнова от ФБР. Совместно с ЦРУ было принято решение свести Кочнова с Артамоновым и посмотреть, куда это приведет. «Мы включили его в игру и стали предо* ставлять соответствующий материал, — сказал Джонс. — Мы с Тэрнером чувствовали, что это необходимо сделать, а что нам было терять? Я собирался в отпуск в Аутер-Бэнкс. Билл Брэниган, начальник отдела, вызвал нас, и один из нас сказал: «Как мы назовем эту операцию?» Билл и я проводили отпуск в Аутер-Бэнкс. Я сказал: «Билл, я еду завтра в Китти Хок. Не назвать ли нам ее «Китти Хок»?» Он ответил: «Почему бы нет?»