Охота на либерею
Шрифт:
Монахи были молодые, ещё бороды как следует не отросли. Один высокий, тощий, второй ему по плечо, но побойчее, да и держится уверенней. Он и ответил деду Кузьме:
— Здравствуйте, здравствуйте, люди добрые. Стало быть, тоже от татар бежите?
— От них, от них, — подтвердил дед Кузьма, — и много народу прибежало уже?
— Да почитай каждый день по полусотне приходят. А то и по сотне. Уж и не знаем, как всех накормить.
— Бог не оставит рабов своих, — вставил высокий монах.
— Цыц, — оборвал его коротышка, — не лезь, куда не просят.
Дед Кузьма и Егорка переглянулись: низкорослый
— Я брат Сергий. Принял монашеское имя по основателю обители. Это, — он небрежно махнул рукой в сторону своего товарища, — брат Мелхиседек. А вам сейчас в монастырь да спросить отца Алексия. Он настоятелем поставлен трудников [40] принимать и по работам распределять. Только уж не обессудьте: разносолов особых у нас нет. Закрома монастырские хоть и богаты, но народу в последние десять дней приняли много. Приходится ужиматься.
40
Трудник — в православии — человек, живущий при монастыре без цели принятия монашества. Трудники выполняли работу наравне с монахами, получая за это кров и пищу.
— Ничего, — смиренно кивнул дед Кузьма, — мы привыкшие.
Брат Сергий перекрестил их, и монахи пошли дальше. А беглецы направились к монастырю, где их уже ждали. Створка, которую закрыли после того, как вышли монахи, снова скрипнула и распахнулась. Вскоре они, перекрестившись перед надвратной иконой [41] , оказались на земле Сергиевой обители.
Ни разу до этого не видел Егорка каменных строений. А тут сразу так много! Троицкий храм, да ещё один строится, поварня и трапезная. Остальные церквушки, часовенки и другие монастырские сооружения, хоть и деревянные, но выстроены недавно, даже брёвна потемнеть ещё не успели.
41
Надвратная икона — икона, размещаемая над воротами церкви или монастыря, а также над воротами города, крепости или частного дома.
Первым делом встретившие их у ворот монахи отвели прибывших к тому самому отцу Алексию, о котором говорил брат Сергий. Алексий оказался человеком примечательным. Ещё не старый, высокий, дородный, и во взгляде его сквозило нечто такое пронзительное, от чего хотелось поёжиться. Аж мурашки по спине побежали! Он взмахом руки отпустил монаха, который привел беглецов, и начал расспрашивать:
— Ну, рассказывайте, люди, кто такие, откуда, какого сословия и что умеете делать?
Первым начал отвечать дед Кузьма:
— Меня Кузьмой зовут. Бежим мы от окаянных татар. Село наше сожгли, а мы бежали в чём враг застал. И ничего прихватить не успели. Едва дошли, в пути всякие лишения испытывая.
— Что умеешь делать, Кузьма?
— Разную работу знаю. Сено косить, дрова заготавливать, за скотиной ходить. А вот землицу пахать уже не смогу, стар стал. Но огород в порядке содержать сумею. Ещё рыбацкое дело знаю, охотницкое ремесло, воинскую службу.
— Экий ты ушлый, — усмехнулся отец Алексий, —
Дед Кузьма заметно смутился, а Егорка подумал, что Алексий, наверное, прав. Уж больно разнообразными оказались умения старика. Вот скажите — у кого из обычных людей получится без рыбацких снастей быстро поймать рыбу? Да вряд ли кто сможет, потому что никому такое умение не нужно. А вот разбойнику, который скитается по лесам, — просто необходимо. Интересно, как он всё-таки добыл ту стерлядь?
Отец Алексий заметил смущение Кузьмы, но расспрашивать ни о чём больше не стал. Видно, и впрямь много всякого народу укрывается от беды в Сергиевой обители. Мало ли, кто чем раньше занимался. Сейчас всех надо накормить да к делу приставить, чтобы от каждого польза была. А кто чем раньше занимался — не всё ли равно? Потом разберёмся, если досуг будет.
— А остальные кто?
— Это дочь Анна и внучка Варенька, отрок Егор и сестра его Дарья.
Отец Алексий внимательно посмотрел на них, задержав взгляд на Егорке:
— Отрок, по глазам вижу, настырный. Ну да ладно. Какого сословия будете?
— Вольные земледельцы мы, — ответил дед Кузьма, — а Егор с Дарьей по дороге к нам прибились.
— Это вы к нам прибились, — рассердился Егорка, — мы бы и сами по себе вышли куда надо.
Отец Алексий с внимательным прищуром глянул на него:
— С таким-то нравом холопом тебе точно не бывать. Или сбежишь, или до смерти запорют за дерзость. Кто таков будешь, дерзкий?
— Крещён Егором. Отец мой войлоки валял и мне ремесло передал. Сам умер недавно. А сестра, Дашутка, дома по хозяйству суетилась. Вольные мы.
— Сейчас все сказываются вольными, — произнёс отец Алексий, — бояре-то или на войне, или под татарскими саблями погибли, или сгинули без вести. Вон боярин Иван Бельский, приближённый царя и первый военачальник, когда татары Москву палили, поспешил с войском на помощь, да задохнулся в своём московском доме от дыма. А детишки его все в младенчестве умерли. Вот и пресёкся древний род. И деревушки с сёлами его все пожгли да пограбили окаянные.
Он вздохнул сокрушённо. А Егорка сразу догадался, что ему нужно отвечать отцу Алексию. Как будто нарочно тот упомянул о злой судьбе их боярина. Ясно же, что, после того как Егорка с сестрой сбежали из неволи, пришли в село татары и всё спалили. И грамота кабальная тоже, конечно, не уцелела.
— Мы как раз и жили в его селе. Когда татары пришли, бежали. Вот решили в Сергиевой обители укрыться.
Отец Алексий ещё раз внимательно посмотрел на Егорку, потом перевёл глаза на сестру:
— А ты что скажешь, отроковица?
Дашутка потупила взгляд и едва слышно пробормотала:
— Как братик сказал, так всё и было. Еле ноги унесли от злыдней.
Отец Алексей помолчал, потом произнёс задумчиво:
— Куда же вас определить-то?
Он на мгновение задумался и сказал:
— Анна, Варвара и Дарья пойдут в поварню — народу много прибыло, всех кормить надо. Ты, Кузьма, отправишься на колокольню — будешь свысока глядеть, не приближаются ли враги. Там уже один сидит, да тяжело одному-то. Будете друг друга менять. Теперь ты, Егор… Валяльной мастерской у нас нет. Пойдёшь-ка ты…