Охота на льва
Шрифт:
— А ключ запуска Туннеля у вас?
Андрей отрицательно качнул головой.
— У Нессы. Теперь, скорее всего — у его величества.
Виль поморщился; впрочем, если отсутствие ключа его и расстроило, то ненадолго. Андрей подумал, что вокруг него все постоянно строят какие-то планы. Супесок, к примеру, планирует сбежать с островов. Виль размышляет, как бы наложить лапу на корабль. И только он один сидит сиднем и не собирается ничего предпринимать.
— Андрей Петрович, — начал Виль. — А что, если мы с вами попробуем договориться?
Сидеть на камне на солнышке, любоваться морем и бездельничать — в
— Ничего себе корма у дамы, — заметил Супесок, сворачивая очередную самокрутку и кивая в сторону соседнего островка — там, стоя на скользких камнях, полоскала белье светлокосая молодая женщина действительно весьма выдающихся форм. Услышав слова Супеска, она выпрямилась и погрозила ему кулаком. Супесок послал ей воздушный поцелуй и основательно приложился к самокрутке.
— Сидите уже, изверги! — крикнула она. — Вот вернется господин Виль, все ему расскажу!
— Ну ты уж и покажи тогда! — рассмеялся Супесок, в две затяжки уничтожил самокрутку и швырнул окурок в воду.
— Тьфу на вас! Охальники! — женщина подняла таз с бельем, подхватила свободной рукой клетчатую пышную юбку и пошла по тропинке. Супесок проводил ее долгим проникновенным взглядом и произнес совершенно неожиданно:
— А ведь нас с вами эклентом травят, доктор.
Андрей кивнул. Тонкий, едва заметный аромат наркотика он ощутил сегодня в каше и почти ничего не съел. В краюхе хлеба, по счастью, не было никаких примесей, но она ничуть не утолила его голод.
— То-то вы не ели ничего, — Супесок прищурился и некоторое время рассматривал развешенную для сушки рыбу — длинные золотистые ряды рыбных тушек невольно заставляли желудок голодно бурчать. — Я думаю, бежать отсюда надо.
Андрей поднял с земли камушек, взвесил на ладони и бросил в воду.
— Как? И куда? — спросил он.
— Вот вы как считаете, сколько времени мы продержимся на этой еде, пока не начнутся необратимые изменения?
— Не больше трех недель, — прикинув, ответил Андрей, — и то если будем есть мало.
— Хреново, — проронил Супесок. — Нам бы продержаться до начала дождей. И рвануть отсюда в самую первую ночь. Связи с внешним миром у них не будет, а с телеграфом я бы поработал — ничего бы никому не сообщили. А мы бы тем временем уехали бы подальше. Не слишком мне хочется тут овощем умирать.
— Сейчас бы рыбы, — вздохнул Андрей, глядя в сторону соседнего острова. Рыбы на веревках переливались медовым золотом. — Знаете, Виль сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться.
И он рассказал товарищу о своей беседе с Вилем, разумеется, не отягощая Туннелями и кораблями на орбитах. Все получалось просто — Несса передаст куратору ряд важных документов по внутренней политике Аальхарна, за это Виль инсценирует смерть своих подопечных, чтобы Супесок и Андрей смогли покинуть гостеприимные Белые острова. Супесок внимательно выслушал рассказ и расхохотался в голос:
— Доктор, ну как же вы наивны! Во-первых, какие именно документы? Если это какие-то данные, например, по химическому составу горючего огня, то вашу дочь обвинят в шпионаже — и я не думаю, что государь встанет на ее защиту. Во-вторых, после мятежа, вы уж простите, она под замком
Андрей хотел было ответить, но в это время на берег соседнего острова вышел заросший бородой мужик в рыбацкой куртке. Со стороны он напоминал лохматое животное, которое для забавы нарядили в человеческую одежду.
— Эй, вы! — крикнул он. — Это вы, что ли, государевы преступники?
— Ну мы, — Супесок решил взять дело в свои руки. — А тебе чего?
Бородатый посмотрел сперва на Супеска, затем на Андрея и вдруг снял шапку и поклонился в ноги.
— Друзья, за свободу!
Разнокалиберные кружки с крепкой брагой взметнулись над широким деревянным столом, заставленным простой, но обильной снедью. Андрей пригубил браги и поморщился — терпкая до горечи, она ухнула вниз и обожгла желудок. Поежившись, Андрей потянулся к куску рыбы, заботливо подложенному в его тарелку хозяйкой дома.
Как оказалось, на Белых островах жили в большинстве своем беженцы из столицы и центральной части страны, покинувшие свои дома почти сразу после прихода императора Торна к власти. Государя тут откровенно не любили, не считали нужным эту нелюбовь скрывать, и когда выяснилось, за что, собственно, сослали Андрея и Супеска, то Шерко, ингвасил — мастер жемчужного промысла, приказал устроить пир в честь дорогих гостей. Андрей смутился — из-за того, что на него смотрели как на национального героя, ему было весьма не по себе, зато Супесок освоился моментально и после первого тоста за свободу Родины от диктатора уже рассказывал в красках и лицах о том, как замышлялось восстание, какие чудеса героизма проявили патриоты, и чем все закончилось. В доме ингвасила собрался почти весь поселок, исключая, разумеется, тех, кто был на промысле, и люди слушали бывшего главу охранного отделения с раскрытыми ртами. Андрей подумал, что так будет лучше и теперь отдавал должное отлично приготовленной рыбе и смотрел по сторонам, рассматривая соседей.
Ингвасил, разумеется, был самой колоритной фигурой. Здоровенного роста — и от этого сутулый — огненно-рыжий и лохматый, с ярко-голубыми глазами, он напоминал сказочного тролля, и Андрей очень удивился, узнав, что много лет назад это был знаменитый столичный финансист и аристократ. Откупиться от национализации он не успел, а служить узурпатору не пожелал и отправился в добровольное изгнание на север. Теперь это был знаток жемчужного промысла, уважаемый господин, который, благодаря старым связям и знанию трех языков сумел наладить контакты чуть ли не со всеми странами ойкумены, и теперь розовые и голубые жемчужины с Белых островом украшали короны государей и ожерелья знатных дам от Амье до Полуденных островов.
Остальные островитяне были не менее интересны. Светлокосая женщина, про фигуру которой Супесок высказался днем, оказалась танцовщицей государева балета, которую превратности судьбы заставили забыть о танцах — теперь она занималась сортировкой жемчуга, делая это с тем же изяществом, с которым выходила на сцену. Бывший мастер-златокузнец Ольт теперь починял сети, вздыхая о своей потерянной мастерской, а дородная дама, что сейчас раздавала хлеб на деревянном блюде и шпыняла детишек, которые возились под столом и то и дело норовили стащить кусок рыбы, до сих пор сохранила идеальную осанку дворянки.