Охота на медведя

Катериничев Петр Владимирович

— Я...

— Я не закончил. Если ты считаешь это излишним, можешь использовать моих ребят так, как считаешь нужным. Безо всяких ограничений. Если нужно кого-то убрать — уберут, закопать — закопают. Я хочу, чтобы ты понял одно, Медведь: мы в одной лодке, и если она перевернется... Но я не хочу, чтобы она перевернулась. Ты понял?

— Я понял, Никита Николаевич.

— Вот и славно. Ты смотрел новости, читал утренние газеты?

— Еще нет.

— Жаль. Там много интересного. Представление ты провел блестяще.

— Только первый акт.

— Постарайся

нас не подвести.

— Кого — «вас»?

— Меня. И — себя. Для тебя я не босс, Медведь, а партнер. Кажется, ты сам на этом настаивал.

— Да.

— Ну и прекрати мальчишествовать. Я делаю свой кусок работы по нашей схеме. Ты делай свой. Будут проблемы — решай. Те, что не сможешь решить ты, — решу я. Делай дело.

Трубка запела короткими гудками. «Для тебя я не босс, а партнер». Он сам-то в это верит? «Делай дело». Главное отличие босса от человека заключается даже не в том, что он раздает указания, а в том, что не дожидается согласия или отказа. «Мы в одной лодке, и если она перевернется...» Дальше Никита Николаевич продолжать не стал. И правильно сделал. Потому что, если «лодка» перевернется, Борзов промокнет. А он, Олег Гринев, утонет. Вот и вся разница.

Глава 59

Сон вспомнился неожиданно. Что говорить, приятного в нем было мало. Как и ясного. Бывает, проснешься среди ночи — и сон ясный, и ты перебираешь его детали, и настроение или радостное, или, наоборот, гнетущее... А бывают сны повторяющиеся, навязчивые, усталые, и ты бродишь по каким-то переулкам, лестницам, среди чужих домов, и все никак не можешь отыскать свой и даже не знаешь, есть ли он у тебя.

А сегодняшний... Олег пытался вспомнить его и не мог. Ни одного лица. Ни одной фразы... Нет, пожалуй, одну он запомнил: «Ближе всех к тебе должен быть друг. Но еще ближе — враг». А потом — позвонил Борзов. Тот человек, от которого к Чернову пришли сто миллионов. Тот, который любит все цветное и блестящее... «Еще ближе — враг». Кто он?

— Олег Федорович. — Аня вошла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Она выглядела взволнованной и озабоченной. — К вам рвется какая-то женщина.

— Вкладчица?

— Не похоже.

— А на что похоже?

— На тайфун. Двое охранников ее едва сдерживают. В буквальном смысле.

Обхватили даму поперек талии, но руками она машет, как ветряная мельница. И — визжит.

— Кажется, я догадываюсь, кто это... Внешность ангельская?

— Не вполне. Она утверждает, что ваша жена.

— У меня нет жены.

— Я это знаю.

— Откуда?

Аня улыбнулась:

— Женат или нет — это первое, что узнает женщина о своем будущем начальнике.

— Да? Я не знал.

— У нее фингал под глазом, — продолжила Аня. — И губа, кажется, разбита.

Но заметить это можно, только приглядевшись.

— Слой «штукатурки»?

— Очень умело наложенный макияж. Над ее лицом работали в дорогом салоне.

— Этого мне сейчас недоставало...

— Ее выпроводить?

— Это невозможно.

— То, что не могут сделать два охранника, может сделать хрупкая

девушка.

Такая, как я.

— Не наговаривай на себя, Анюта. Если ты думаешь, что больно ранишь ее замечанием «по женской части» и она разнюнится и уйдет... Она уже успела поцарапать охранников?

— Одного. — Вот видишь.

Аня выпятила нижнюю губу:

— Если она только попробует замахнуться на меня, я сломаю ей нос.

— Правда?

— Да. А потом — выбью передние зубы, один за другим.

— По-моему, ты не шутишь... Аня вздохнула.

— Проходила курс «молодого бойца»?

— Можно сказать и так.

— Не нужно нам рукоприкладства в приемной. Да и кровищи будет... Про визг и адвокатов я не говорю. Зови.

— Сейчас?

Олег улыбнулся:

— Дай мне минутку собраться, ладно?

Аня кивнула, вышла. Визг в приемной затих, как будто выдернули вилку из розетки. Олег знал, чем сейчас занята Эвелина. Рассматривает себя в зеркальце, пудрит носик и очерчивает безукоризненную линию губ. Интересно, какую линию поведения она сейчас выберет, чтобы выдоить из него деньги? Оскорбленная добродетель? Разъяренная мегера? Нет, эту роль она уже отыграла охранникам. Как истинный творец, она не любит повторяться. Впрочем... Если быть честным, сейчас Олегу захотелось не просто быть в другом месте... Лучше — в другом городе. А еще лучше — на другом материке.

Глава 60

— Гринев, где ты нашел себе такую шалаву в секретутки, а? Признайся, ты с ней спишь? Ну конечно спишь, вы иначе не можете, да и они не могут — это их способ сравняться с боссом, тайно руководить им. «Строю посетителей, потому что имею на это право!» И — чертики в глазах! И — высокомерие это холуйское!

Не-на-ви-жу!

Эвелина упала в кресло, достала сигарету, покрутила в пальцах, огня не дождалась, прикурила сама от какой-то пластмассовой зажигалки, затянулась дважды, нервно бросила зажигалку на стол:

— Прикажи своей рабе хоть кофе принести!

— Мне некогда рассиживаться. Работы много.

— «Работы много». Сидение в кресле ты называешь работой?

— Угу. Зато ты вообще не знаешь, что это такое.

— Я? Не знаю? Ты, пока мы были женаты, слышал хоть что-нибудь из того, что я тебе рассказывала?

— Угу. Ты дергала репку в каком-то колхозе. Когда в сельхозтехникуме училась. Это было до колледжа культуры.

— Во-первых, там тоже был не техникум, а колледж. Не у всех папы были московскими партфинансистами! А называлось это — сельскохозяйственная практика.

Так что я знаю, что такое труд! Настоящий труд!

— По-моему, ты проучилась там с месяц, нет?

— Это не мало.

— Понимаю...

— Что ты понимаешь, белоручка?! Нет, сидит тут, кивает, а я... Думаешь, я не знаю?! Да про тебя уже по трем новостям с утра поведали! Скупаешь акции на десятки миллионов долларов — и прибедняешься! Хотя — выглядишь ты неважно: мешки под глазами, цвет лица какой-то землистый... Это — от скаредности, понял, Гринев! В «москвичонке» он ездит! Ишь, прикинулся овцой!