Охота на мух. Вновь распятый
Шрифт:
Мир-Джавад заторопился к машине, времени оставалось мало.
«Я бы погиб, — думал он по дороге, — не вырвись у Нигяр эта фраза, или продержись эта дурочка часом больше…»
У машины один из амбалов спросил его:
— Что делать с дурнушкой?
— В казарму! — коротко бросил Мир-Джавад.
Жертве был уготован печальный конец: быть распятой на солдатской койке. Да и солдат охраны Мир-Джавад проверял таким вот образом: тех, кто отказывался, — переводили в какую-нибудь глушь, тех, кто возмущался, убивали в «перестрелке с бандитами»…
В инквизиции Мир-Джавад
— Несладко в тюрьме? — посочувствовал Мир-Джавад, улыбаясь.
— Ой, несладко, начальничек, один твой поцелуй скрасит беспросветную тоску, — запела воровка, почувствовав, что фортуна вот-вот ей улыбнется. — Дай ручку, касатик, погадаю.
Мир-Джавад протянул руку Бабур-Гани. Та, бросив опытный взгляд, вдруг побледнела и сравнила со своей рукой.
— Первый раз вижу, чтобы линии жизни были так схожи… И кресты, и островки…
Мир-Джавад внезапно выдернул руку.
— Некогда мне глупостями заниматься. Нужна твоя помощь.
— Все, что скажешь, сделаю.
— Если бы знал, сам сделал… Я дам тебе только объект, а как на него выйти, придумаешь… Сделаешь, получишь свободу и денег.
— С радостью соглашусь.
Нигяр задержалась дома. Вещи она быстро собрала, не гулять ехала, но, увидев фотографию Касыма, разрыдалась, бросилась на кровать выплакаться и не заметила, как уснула. Пусть и недолго спала, да время было упущено…
Выйдя из дома, Нигяр огляделась, но никто за ней не следил в открытую. Откуда ей было знать, что из-за занавески окна дома напротив ее внимательно изучает агент Мир-Джавада и тут же по телефону сообщает, в чем одета Нигяр, что у нее с собой…
Билеты до столицы в кассах продавались свободно, не то было время, чтобы по столицам разъезжать. Нигяр купила купе в международном вагоне целиком, хотелось побыть одной в пути. До отхода поезда оставалось полтора часа, возвращаться домой не хотелось. Нигяр села в зале ожидания на скамейку и закрыла глаза. Она молилась, чтобы Гаджу-сан не забыл ее, это была единственная возможность помочь мужу остаться в живых и на свободе.
— Лучше господин, чем раб! — повторила невольно вслух Нигяр.
— Красивая госпожа, — вдруг услышала рядом с собой Нигяр. — Можно вам оставить на минуту ребенка и вещи, пока я схожу в туалет?
Нигяр открыла глаза и увидела хорошо одетую миловидную интеллигентную женщину со спящим ребенком лет трех-четырех на руках. Нигяр кивнула головой и взяла осторожно у женщины ребенка. Та поспешно скрылась в туалете.
Нигяр никогда не имела детей и теперь, ощутив тяжесть теплого сонного детского тела, она с сожалением подумала, что им с Касымом именно этого не хватало. И опять слезы накатились на глаза…
…Прошло полчаса, а женщина не возвращалась. Нигяр забеспокоилась, не случилось ли чего-нибудь там с нею. Каждая минута ожидания вселяла в нее все большую тревогу, и, когда через двадцать минут мать ребенка не явилась, Нигяр обратилась к стоящему неподалеку полицейскому:
— Господин лейтенант, помогите,
И она ему все рассказала: как к ней обратилась женщина с просьбой посмотреть за ребенком, как она спустилась в туалет и исчезла, до сих пор не вернулась, а ей нужно на поезд, и она не знает, что делать. Полицейский пристально смотрел на Нигяр, но ей казалось, что он ее не слышит. Она собралась было повторить свой рассказ, как вдруг полицейский взял из ее рук осторожно ребенка.
— Следуйте за мной! — сказал он коротко и пошел.
— А вещи! — воскликнула Нигяр.
Полицейский вернулся, отдал вновь ребенка Нигяр, достал из кармана кожаный ремешок, связал часть вещей, взвалил их на плечо, оставшуюся часть взял в руки.
— Пошли!
Нигяр, баюкая проснувшегося ребенка, пошла за полицейским. Он долго вел ее какими-то запутанными коридорами, закоулками, наконец привел в большую комнату, меблированную, как шикарный номер «люкс» в отеле Хилтон. За столом сидел полковник и разговаривал по телефону. Лейтенант щелкнул каблуками.
— Господин полковник, задержанная доставлена!
Полковник указал Нигяр рукой на стул, продолжая разговаривать по телефону; Нигяр недоуменно взглянула на лейтенанта, ей показалось странным слово «задержанная». Но лицо лейтенанта было тупо-беспристрастным, лицо робота, а не человека, поэтому Нигяр села на стул и стала ждать, когда освободится полковник. Тот изъяснялся на английском сленге, и Нигяр, знавшая язык, изредка ловила знакомые слова, но смысла речи не понимала. Тогда она стала рассматривать барскую обстановку комнаты: мебель карельской березы и красного дерева с бронзовой инкрустацией, вишневого бархата шторы и обивку стульев, подставец с китайским фарфором, старинным серебром и венецианским хрусталем.
«Шикарно живет транспортная полиция, — подумала Нигяр. — Не иначе, грабежи вагонов, что обсуждал весь город, дело ее рук».
Полковник бросил трубку и хмуро посмотрел на Нигяр.
— Такая молодая, такая красивая, неужели не стыдно воровать и грабить?.. — Полковник смотрел глазами убийцы. — А детей воровать — это самое страшное преступление.
— О чем вы говорите? — возмутилась Нигяр. — Зачем мне воровать? Это не мой ребенок, я все объяснила господину лейтенанту.
— И не твои вещи, и не твоя сумка… Ничего у тебя своего нет, а самое главное: совести у тебя нет.
Нигяр сорвалась и накричала на полковника:
— Как вы смеете? Вы прекрасно знаете, кто я такая… А если забыли, то вот мои документы…
Она открыла сумочку и ахнула: сумочка была ее, только на несколько секунд она выпустила сумочку из рук, положила рядом на скамью, когда брала ребенка, но содержимое сумочки было совершенно другим: толстая пачка денег в иностранной валюте, драгоценности.
Лейтенант, незаметно подкравшийся сзади, выхватил сумочку из ер рук и отдал полковнику. Тот вывалил на стол содержимое. Из сумочки, кроме валюты, драгоценностей и обычных женских принадлежностей, пудры, помады, зеркальца, гребешка, выпал паспорт. Полковник раскрыл документ, внимательно сличил фотографию на паспорте с оригиналом: