Охота на некроманта
Шрифт:
— У нас по согласию, — ощерился Егор. Вспомнилось сразу, как на базе они вместе доказывали дедам, что первый курс — не значит терпилы. Тогда была хорошая драка, Егору зуб вышибли, а он все равно лыбился. — Она сама предложила.
— А ты взял, — Лука хотел констатировать факт, а получился тон прокурора.
— Мне нравится быть живым, Ром.
— Не трогал бы ты ее. У меня мог…
— Не мог, — отрезал Егор и нахмурился страдальчески. — Я ж объяснял — слишком горячо. Не удержусь, убью. И стану… Да и ты разве бы поделился? Со мной? Костяным королем? Ты все время в голове вертишь, как и где ты меня упокаивать будешь. Да, друг?
Тут Егор
— Прет. Поторопись, — и сделал пару шагов вперед, вставая между Рассохой и Лукой.
Ну а дальше начался тот самый дурдом, последствия которого Лука собирался теперь устранять с помощью одной жалкой канистры с бензином.
В общем-то оказалось, что Рассоха как была полем — так им и осталась. А инфернальные холмы, которыми ее вспучило и по которым они так бесстрашно ходили, ползали и бегали, имели вполне себе логичное происхождение — созревающий старший лежал на поле плотными петлями, виток к витку. Просто выкапываться не спешил, напитывался, погань.
Лука припомнил, что когда пауки волокли его на Рассоху, пару раз что-то глухо бумкнуло, словно бомбу под водой рванули. Он-то на валетов грешил, думал, они шумели… А это старший ухватил что-то от зазевавшегося Павла и затаился. Вызрел до неприличия, собрал себя прямо под поверхностью и опять закуклился, скотина полосатая.
Зато теперь выбрался, превратив поле обратно в поле. Только с огромным червем в центре. Великим, разумеется. Как-то глупо было рассчитывать в таком эпохальном месте на мелочь. Миролюбием нестандартных вялых деток тут и не пахло — тварюга была совершенно классическая, агрессивная, хитрая и непрошибаемая. И крупная. Прямо как на заказ. Одно счастье — медленная. Ему бы еще посидеть с месяц — и тогда только всей управой брать.
Червь двинул кольцами, окончательно стряхивая с себя гравий и землю. Он был, как и валеты, блеклый, серо-черный в тонкую размытую полосу, и с какими-то маскировочными переливающимися пятнами, от которых рябило в глазах.
Червь завертел слепой огромной башкой, похожей на кувалду — широкой и тупой. Разинул пасть — три гигантских лепестка, усеянных острыми тонкими наростами. Схлопнул, передернулся всем телом и разбух еще больше. Глаза поганец прятал где-то под броней.
Лука прикинул свои шансы: второй раз за сутки столкнуться с Великим червем — это какое-то особенное счастье. Если он преодолеет и это, то его можно будет в школы приглашать на открытые уроки, как ветерана упокойного труда, или вносить в Книгу рекордов Гиннесса. На Книгу и уроки Лука даже был согласен, главное, чтоб не посмертно.
Червь был в два раза толще того, что забрызгал его на Скворцовском, и раз в восемь длиннее. Масштаб одновременно и пугал, и вселял надежду: масса мешала твари двигаться быстро. Правда, чтобы кого-то размазать при таком весе, ему было достаточно задеть вскользь.
— Откуда тварь взяла столько материала, чтоб себя нарастить? Тут же прах сплошной.
— Жертвенники, — Егор срочно перестраивал и наслаивал броню, однако все равно на фоне огромной хреновины выглядел убого. — Если верить карте Павла, тут еще лет триста подряд местные быков резали. Во искупление. Тайно. И закапывали сбоку. Идиоты. Этот лежал ближе всех к быкам. Притянул. Не наш, не некромант.
— И как мы его?..
— А тлен его знает, — пожал плечами Егор. — Можем не лезть, подождать, пока он дозреет и зароется. Вызовешь ментов…
— А ты? Менты тебя ж первого завалят. Спрячешься у тети Лиды в погребе, пока
Егор не ответил, присел и закопался пальцами в гравий. Притягивать он, похоже, умел не хуже червя. Во всяком случае, истончившийся за последнее время костяной доспех тут же начал обрастать бугристыми некрасивыми слоями с буро-черными разводами. Зубцы короны на башке утолщились и загнулись вниз. Изменения происходили поверх, не затрагивая старого: лицо по-прежнему оставалось подвижным, волосы спрятались под шлем, но не исчезли, кисти рук обросли словно бронированными перчатками. Из легкого латника вставший становился рыцарем в очень тяжелом доспехе.
И все равно мерк по сравнению с червем.
Потуги оставаться похожим на человека Егор бросил — сейчас его интересовали только функциональность и защита. В росте он прибавил разом сантиметров десять, а в плечах раздвинулся чуть ли не вполовину.
— Скотина, все вытянул. Мало оставил, — посетовал Егор, и ближайшая темная куча праха, оставшаяся от валета, истаяла на глазах, а затем продолжил: — Нет, не спрячусь. Я говорил — не могу далеко отходить. Вернее, могу, но не хочу. Мне нравится быть при памяти. Живым.
— Хреновый из тебя живой выходит. Тогда отвлеки его, что ли. Я не Марк, у меня в кармане печать стоимостью с район не лежит.
Лука закончил вторую покрышку и сразу открыл третью, прикидывая про себя, в какую сторону ему бежать или, скорее, ползти, учитывая расход сил, уводя червя от Насти, если тот прибьет Егора.
Жаль, раньше никто не додумался бои между вставшими проводить — зрелище обещало быть исключительным.
От нервов линия легла не по плану, и пришлось смять в руке глину и начать заново. Заболела голова. Признаваться, что он боится не только за себя, Князеву, Шушенки, но и за Егора, Лука не хотел. Этак недалеко и до того, что он его человеком считать начнет. А это автоматом крест на карьере некроманта. Потому что упокойник, который не боится вставших, может, и хороший упокойник, но мертвый. Это Насте можно — он ее уволит после того, как вся история закончится, пристроит в НИИ в соседний город, пусть там изучает теорию подъема, диссертации защищает. А самому что делать?
Подленькая мысль, как было бы чудесно, если б червь с Егором раскатали друга друга, мелькнула, но не задержалась. Уж своего мертвого друга детства он как-нибудь сам уложит. Потому что рано или поздно тот захочет согреться. Полученные свежие знания о механизме существования вставших не радовали и иллюзий не оставляли. Захочет. Гарантированно. Но это будет позже.
А вот что они с Егором упустили из виду: червь оказался действительно нормальным вставшим червем. То есть не совсем нормальным — из слишком древних останков людей и жертвенных быков, но в отличие от «деток» — классическим. А то Лука разбаловался на нестандартных явлениях, расслабился: раскатывать никто не спешит, на клешнях носят...
Червь же, не будь дурак, как всякая третья форма, прежде всего попер на упокойника, как гость на пироги с капустой, потому что в гробу он видел переть на костяного короля.
Сначала Фортуна была на стороне Луки.
Массу гадина набрала небывалую — это ее и подвело. Как маятником покачивая огромной головой, червь танком двинулся вперед. Боковые костяные пластины мерзко заскребли о гравий — мелкие камни, попадая между ними, перемалывались и высыпались уже песком. Нижний лепесток громадной, но бессмысленной пасти отогнулся, задрожал, и костяные зубы на нем стали расти и утолщаться.