Охота на охотников
Шрифт:
Зато мне их маневр оказался весьма кстати. «Целика» — машинка резвая и верткая, и устраивать с ней гонки по главной магистрали города не хотелось — вряд ли это закончится чем-то хорошим. А по пустынному серпантину можно и погоняться. Вернее, даже не так. Они-то пусть себе убегают. А я, как дедушка Ленин, пойду своим путем. Не зря все-таки столько лет таксистский сухарь грыз. А настоящего таксера, как известно, отличает не только умение крутить баранку, но и хорошее знание нетрадиционных путей перемещения в городе.
У данного серпантина такой путь тоже имелся. Пока асфальтированная змея делала размашистую петлю, сей путь,
Маневр мог сыграть на руку еще и в другом смысле. Преследуемым предстояло заложить петлю километра в три, если не больше. И кто знает — может быть, потеряв меня из виду, они возьмут, да и перестанут нервничать. Решат, что это не я за ними гнался, а очередной стритрейсер с ума сходил, которого хлебом не корми — дай по пустынной улице с ветерком промчаться.
Впрочем, с тем же успехом они могли так не подумать. Меня это не особо волновало. Главной целью было сократить отставание. И тут уж они ничего поделать не смогут. Мои грандиозные планы могли сорваться только в одном случае — если окажется, что в этом гаражном массиве для «Целики» приготовлены свои укромные восемнадцать квадратных метров. Я был бы сильно расстроен таким поворотом событий. Да только вряд ли он возможен — глупо убегать к своему гаражу от преследователя, который, как минимум, не уступает тебе в скорости. Пока будешь отпирать ворота, пока загонишь машину внутрь — тут-то тебя и накроют. Нет, этого я не боялся.
Свернув на убитую дорожку системы «направление», я принялся отчаянно насиловать баранку, лавируя между булыжниками и стараясь миновать особо глубокие ямы. Как ни старался, пару раз таки сильно громыхнул обо что-то днищем, но внимания на это не обратил — удары пришлись не в бензобак и не в поддон двигателя, так что ничего страшного не случилось.
До асфальта оставалось метров пять, когда перед самым носом промчалась «Целика». Они все-таки успели. Но и я своей цели достиг — теперь нас разделяли считанные секунды.
Выезжая на асфальт, я боковым зрением приметил, что по моему следу, срезая крюк, крадется белая «Королла». Ментовская, знамо дело. Что ж — в добрый час; им предстояло еще долго ползти меж камней.
Обитателей «Целики», кажется, действительно расслабило долговременное отсутствие хвоста. Настолько, что вновь замелькавший в зеркалах черный автомобиль не заставил их нервничать, и мне удалось подкрасться на жалкий десяток метров.
Возбужденный открывающейся перспективой, я радостно оскалился и даже потянулся за «Макаровым», чтобы дать салют в честь госпожи удачи.
И тут приметил, что мужичонка, сидевший на пассажирском сиденье, вывернул голову на сто восемьдесят градусов и шевелит губами. При этом он смотрел не на меня, а гораздо ниже. На номерные знаки.
До «Макара» я дотянуться не успел. «Целика» вдруг — именно вдруг, удивив меня до посинения конечностей — рванула вперед, и я с трудом успел среагировать, чтобы не дать ей воспользоваться неожиданностью маневра и оторваться
И только потом понял, в чем причина столь, извините, девиантного поведения преследуемых. Понял — и вспомнил все матерные слова, которые знал, на всякий случай сочинив еще с десяток новых. «Краун», что нес меня за ними — это была их машина. Они могли не узнать его по силуэту. Но с такой интимной деталью, как номера, ошибиться было невозможно. Для этого и подпускали меня на десять метров. Для этого и рисковал мужичонка своим позвоночником, выворачивая его наизнанку. И как только убедился, что цифры на бампере ему знакомы, гонка возобновилась.
Теперь, когда у них не осталось сомнений относительно того, кто сидит на хвосте, бандюки рванули вперед отчаянно, словно я за ними гнался не с целью поймать и доставить пред светлы очи следователя Зуева, но имея куда более пошлый интерес. Хотя — откуда им знать, что я имел в виду, гоняясь за ними с упорством возбужденного носорога? Они просто пытались себя обезопасить, как могли. От любых неприятностей.
А могли — очень быстро. Я давил и давил педаль газа, но это мало помогало — преследуемые явно впали в панику. Бросали машину в такие повороты, куда даже я, кабы не крайняя нужда, постеснялся въезжать на такой скорости. «Целику» вело юзом, поднимало на два колеса, но до поры, до времени это сходило им с рук.
До поры, до времени. А точнее — до железнодорожного переезда, к которому мы, долго ли, коротко, подъехали.
Шлагбаум был опущен. Перед ним сиротливо стояла «шестерка». А слева приближался поезд. Я не ведаю, что там перемкнуло в голове у водителя «Целики». Видимо, решил проскочить перед поездом и оборвать хвост. Объехал «Жигули» по пустой, естественно, встречке, снес лапу шлагбаума и встретился с локомотивом.
Весовые категории были неравные. Машины редко взрываются при авариях, но «Целика», воткнувшаяся в электровоз на дикой скорости, рванула сразу, как пиропатрон. Я даже не стал подъезжать ближе, чтобы уточнить — остался ли кто живой. Развернулся, нырнул в ближайший проулок и поехал прочь. А то сейчас подъедут менты, терзаемые непраздным любопытством… А у меня не было никакого желания удовлетворять оное. Если уж мое собственное осталось неудовлетворенным.
19
В общем и целом выходило, что мне, со всеми моими неприятностями, все равно на судьбу грех жаловаться. Что ни говори, а у бандюков черная полоса была и пошире, и потемнее, и более четко очерчена. Мало того, что с охотой на Иванца дело никак не ладилось, так они теперь и вовсе стали переходить из разряда охотников в разряд жертв.
Но я полагал, что Коба сотоварищи последнее обстоятельство осознают не сразу, списав происшествие с «Целикой» на несчастный случай. А кто от них застрахован? Зато оставшиеся в живых, поскольку люди упертые, с удвоенной энергией продолжат общее дело. Будут кусаться с судьбой, пока зубы до самых десен не сотрут. Или доберутся до Иванца, или же гордо полягут, сохранив при этом чувство собственной правоты. Но, пока они еще не полегли, мне тоже расслабляться не пристало. У них своя охота, у меня своя, параллельная. На охотников. Ведь где-то там, на краешке сознания, беспрестанно маячила недобрая фигура Зуева.