Охота на праведников

Грегори Джилл

Йел встала между двумя мужчинами.

— Я думаю, он прав, Ави, — заметила она. — Он нашел камень Нафтали вскоре после падения с крыши и того видения, которое ему открылось. Камень, похоже, ждал его. И я не считаю это совпадением. Видимо, камень ему предназначен, может быть, по причинам, которых мы пока не знаем.

Ави, видимо, хотел возразить, но сдержался и сказал:

— Может быть, вы правы. Что ж, пусть будет так. — Он протянул Дэвиду руку и добавил: — Как только энергоснабжение восстановится, я дам вам знать о вашей падчерице,

как и о Перси. Будем надеяться, аэропорты откроются в течение суток. Время пока работает не на нас.

Глава 23

Лос-Анджелес

Альберто Ортега пребывал в дурном расположении духа. Рауль Лядусер вляпался в дерьмо.

Не так часто Рауль терял хладнокровие, но он пришел в ярость, когда умчался из Софитела на желтом «файрберде», который незадолго до того позаимствовал у Ависа. Его первым побуждением было просто спустить под откос белый фургон, но, подумав, Рауль понял — лучше будет сделать так, чтобы он исчез более квалифицированным способом. Теперь он получил новый набор колес под другим именем. Полицейским никогда не связать его персону с происшествием со Стаси Лачман.

Но гнев Ортеги хорошо запомнился Раулю. «Он, видите ли, недоволен. Можно подумать, я доволен!» — раздраженно думал он. Пытаясь отвлечься, Рауль включил радио на полную громкость.

Дрянной девчонке следовало бы сейчас лежать в Долине мертвецов, в окружении койотов… Ну ладно, пусть ему дадут еще день или два и Ортега перестанет рвать и метать. Штат Аризона не так велик, чтобы девчонка могла уйти от них во второй раз.

Старик Ортега уже не раз напоминал ему про его деда. Вот неблагодарность! Когда Ортега был помоложе, в бытность его генсеком ООН, он не скупился на похвалы Раулю и охотно подвигал его в рядах «Черных ангелов». Теперь же, когда ожидаемый конец близок, он стал брюзгливым, как злая старуха.

И после того как он, Рауль, расправился для Ортеги со столькими врагами, тому ничего не стоит читать ему нотации с угрозами и предупреждениями. Можно подумать, что он, Рауль, самый успешный из всех «Черных ангелов», не заслуживает допуска в Ковчег сейчас, когда Восхождение уже так близко!

Они ждут только, пока Змей закончит работу, когда можно будет разобраться с двумя оставшимися именами. Так чего же Ортега пристал к нему, Раулю Лядусеру? Как он может их убить, если неизвестно, кто они такие?

Что до девчонки, то тут больших трудностей не будет. Вчера случилось просто какое-то наваждение. Рауль зло посмотрел на бинт на своей руке. У нее слишком острые зубки для такой маленькой мышки. Но она отсрочила развязку только на несколько часов.

Его телефон засигналил, сообщив об эс-эм-эс.

«Сценарий меняется. Я желаю осмотреть этот экземпляр лично. Доставьте его в безопасное укрытие без единой царапины».

Черт побери! Выходит, теперь эта девчонка нужна им живой? Но какой от нее, от живой, прок?

А может быть, они хотят доверить ее устранение кому-то

другому? «Ну это мы еще посмотрим», — зло решил Рауль, направляясь к границе Аризоны.

Глава 24

Вдова раввина Гольдштейна, интеллигентная, миловидная женщина, погруженная в свое горе, за двадцать с небольшим лет совместной жизни родила своему мужу семерых детей. Младшая дочка, которой исполнилось всего пять месяцев, не могла, конечно, понять, отчего ее мама роняет слезы, и не могла знать, что больше никогда не увидит лица отца, склонившегося над ней для благословения.

Сара Леа Гольдштейн с детьми сидела в полутьме скромной квартиры. Они, как птички на ветке, уселись на диване, с которого были убраны подушки. На столе горела большая мемориальная свеча в красном стакане. Из-за бури только она одна освещала комнату. Рядом лежал молитвенник, который иудеям полагалось читать дома, дважды в день. Семь дней должен продолжаться траурный обряд по раввину Гольдштейну.

В знак траура по мужу Сара Леа надрезала воротник своей блузки и сделала такие же надрезы на одежде всех детей. В эти семь дней, именуемые «шивах», все зеркала в доме нужно завесить, членам семьи следует сидеть на низких стульчиках или кушетках без подушек, а отец и брат раввина не должны бриться. Остальные члены семьи обязаны приходить в положенное время, поддерживая семью едой, молитвами и утешением.

Дэвид и Йел чувствовали себя чужаками в печальной обстановке. Но они знали — их визит необходим.

Когда племянница Сары Леа взяла у нее младенца и уговорила ее пройти к обеденному столу и выпить стакан сока, Йел коснулась ее руки и тихо сказала:

— Миссис Гольдштейн, мы с профессором Шефердом были с вашим мужем в момент нападения убийц. Мы не хотим вас обременять, но если вы сможете уделить нам несколько минут, мы, может быть, сможем узнать, кто виновен в вашей утрате.

Вдова подняла глаза. Выражение горя, казалось, застыло в них.

— Пойдемте, — сказала она.

Они прошли в небольшой кабинет, служивший, судя по огромному количеству книг, домашней библиотекой.

Здесь обычно подолгу работал раввин бен Моше.

— Чем я могу помочь вам? — спросила вдова.

Дэвид вытащил из сумки карту Таро.

— Вот эта карта, — сказал он, — была среди вещей, которые раввин бен Моше передал мне на хранение. Не знаете ли вы, как и почему она у него оказалась?

Вдова вздрогнула, увидев карту.

— Смерть следует за ней по пятам, — сказала она тихо.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила удивленная Йел.

— Муж рассказывал мне о ней. Раввин Лазарь из Кракова прислал ее блаженной памяти раввину бен Моше две недели назад. Он надеялся, что раввин знает, кто и зачем мог заказать две тысяч и точных копий этой карты. А еще, — ее голос задрожал, — кто мог бы убить человека из-за печатных форм.

— Какого человека? — спросил изумленный Дэвид.